Если признать, что мир сотворен первой причиной, то «сразу же возникает труднейший вопрос: что делала эта самая высшая сущность прежде, чем она сотворила материю, и как могла быть причина предвечной, если следствия наступили только в определенное время?» (там же). С этой точки зрения не может быть принята гипотеза о сотворении Вселенной во времени. Несмотря на то что она выступает во всех старых космогониях и трактуется многочисленными религиями как основная статья веры, все же она свидетельствует только о том, что «исследования о начале мира должны были возникнуть в то время, когда философия еще не достигла своего совершенства и не имела достаточной помощи от физических наук» (там же, 447).
Так вырисовывается у Коллонтая гипотетическая картина развития философии в древнейшие времена. Данное представление, далекое от действительной исторической истины, позволяет, однако, заключить, что мировоззренческие взгляды Коллонтая приближаются к натурализму и даже, можно сказать, к материализму.
По сути дела ему были чужды какие-либо истолкования, предполагающие существование нетелесного, нематериального бытия. Так, даже дух определяется нм иногда как некоторый род материи, «ибо это в конце концов сводится к одному и тому же». В таких взглядах проявляется независимость и антирелигиозная направленность его картины мира. Уже здесь Коллонтай провозглашает своеобразный номинализм, предписывающий философии считаться с эмпирическими науками.
С этой точки зрения метафизика рассматривается им как сфера «надуманных», гипотетических, не поддающихся полной эмпирической верификации взглядов. Вместе с тем сам он склоняется в этой области к определенной гипотезе, опираясь на принцип наибольшей вероятности.
Деизм как космогоническая гипотеза
Основной категорией этой гипотезы является понятие первопричины. Предпосылкой этого понятия являются очевидные истины, которые, как считает Коллонтай, «дают понять сами себя без любого объяснения». Этими очевидными и само собой понятными истинами являются утверждения: 1) «нет ни одного следствия без причины, т. е. без силы, которая их вызывает» и 2) «ничто не возникает из ничего» (30, 162).
На этой основе Коллонтай формулирует свой тезис следующим образом: «… как нам удается познать причины отдельных следствий, точно так же мы не можем сомневаться в том, что то общее следствие, которое мы называем миром, те физические законы, которые являются общими следствиями… должна была вызвать какая-то одна причина, или сила, давшая вещам бытие и постоянный, неизменный и необходимый способ существования. Наличие этой причины, или силы, обнаруживается в наблюдении общих следствий, которые мы называем физическими законами, либо в том великом следствии, которое мы называем миром. Во-вторых, этот мир и его части не могли начаться из ничего: следовательно, он должен был начаться из этой единой и присущей себе причины. В-третьих, любые следствия не только не могли быть причинами самих себя, но, сверх того, они не могли придать себе законов, согласно которым все есть так, как есть. В этих трех утверждениях содержится вся наука о первопричине» (30, 163).
Коллонтай много раз заявляет о том, что он воздерживается от каких-либо более точных характеристик первой причины. Например, он пишет, что «метафизики всячески стараются представить природу не только как первую и необходимую причину, но даже как отличающуюся от материи, подчеркивая ее особенности, специфику и совершенства…для нас достаточно познать эту первую причину в ее действиях и законах» (14, 365–366). Главная идея такой постановки представляется достаточно отчетливой. Возможно и необходимо научно исследовать мир и законы, которые им управляют. Абстрактные рассуждения о первой причине могут иметь место только на почве произвольной метафизической спекуляции либо теологии; следовательно, они не относятся к области научного познания, принципов которого Коллонтай стремится придерживаться.
Нетрудно заметить, что приведенная выше точка зрения Коллонтая во многом подобна взглядам представителей просветительского деизма. Об этом свидетельствует ее совпадение со следующим высказыванием Вольтера: «Философия показывает нам безошибочно, что бог существует, но она неспособна показать нам, кто есть бог, что он делает, как и для чего делает, существует ли он во времени или в пространстве, проявил ли он свою волю однажды или действует непрестанно, находится ли он в материи или же его в ней нет и т. д. Необходимо самому быть богом, чтобы обо всем этом знать» (103, 12).