В философии Коллонтая труд перестал быть воплощением ярма, пятном позора эксплуатируемых масс, он получил признание как подлинное творчество, присущее исключительным образом человеку. И хотя в этой новой концепции отчетливо содержались элементы буржуазной идеологии, связанные с зачатками капитализма в Польше, все же в ней имелись также непреходящие идейные и познавательные ценности, важные для будущего развития польской народной культуры. Вместо привилегий родового происхождения шляхты эта концепция утверждала труд как основной принцип и критерий человеческого достоинства.
Вершиной коллонтаевского понимания морального порядка были права и обязанности человека, связанные с защитой «собственности на свою личность» и «собственности на приобретенные предметы», а также со взаимной помощью людей в обществе (см. 30, 132–133). Поэтому понятия свободы, собственности и безопасности также являлись центральными звеньями законов морального порядка. С этой точки зрения все люди равны: «…каждый человек рождается и испытывает одинаковые чувства и потребности, каждый имеет свои собственные силы, может их совершенствовать и укреплять, добывать при их помощи предметы для удовлетворения своих потребностей; каждый подвержен различным немощам, слабостям и болезням: каждый наконец, должен умереть Во всем этом люди равны между собой, т. е. одинаково подчинены законам природы, ни один человек не может избавиться от них, изменить или нарушить их» (там же, 123).
Но на том, что все люди подчиняются одним и тем же естественным законам, что все они имеют одинаковые взаимные права и обязанности, равенство между ними исчерпывается. Другие различия между людьми, по мнению Коллонтая, не могут быть признаны как неравенство. Это различие следует рассматривать как «неизбежное деление в обществе». Ибо властелин и подчиненный, помещик и хлебопашец, ремесленник и купец — все они реализуют свое равенство благодаря «общественным договорам» или «особым договорам», в которых противоположные стороны выступают как люди, формально равные. «Заранее во всем этом заложено полное равенство в договоре, но это равенство не препятствует той зависимости, в которую вступают обе стороны, т. е. взаимно исполняют взятые на себя обязанности» (там же, 125–126).
В коллонтаевских сводах о «правах» и «обязанностях» можно легко заметить соблюдение принципа соотносительности прав и обязанностей человека. Сознательно идя на определенную искусственность, Коллонтай педантично придерживается принципа, гласящего, что «нет таких прав, которым не отвечали бы соответствующие обязанности» (там же, 59). Однако это не означает, что права и обязанности имеют равный вес. Первенство в этой системе принадлежит правам, в то время как обязанности истолковывались как вторичные, как условия реализации прав: «…обязанность является условием исполнения того, что мы должны сделать, если мы хотим быть уверенными в наших правах» (там же, 175). Это весьма существенная черта коллонтаевской социальной философии.