— М-м-м, надеюсь, мои действия не оскорбляют тебя? Зрелище не очень приятное.
— Леонтий пожирал здесь всех, кого убивал в окрестностях деревни Келавия. Эта пещера видела сцены и пострашнее.
— А ты, добрая Клитемнестра, видела?
— Я знала, куда шла, и была готова.
— Позволь заметить, что ты сражалась великолепно. Победить такое чудовище…
— Не называй его так, незнакомец! — угрожающе потребовала она. — Леонтий был славным воином, он взялся за проклятое оружие в час нужды, чтобы защитить других. Лабрис поглотил его.
— Ах, то есть он павший герой.
— Именно! Герой! — горячо воскликнула она. — Несчастный Леонтий пал жертвой проклятия, превратился в дикого зверя. Он страдал! Нет судьбы хуже! Мы так долго ждали кого-то, кто избавил бы его от этого, но Грезящих не было, и я попросила старейшин возложить миссию на меня. Я была счастлива, хотя понимала, что могу не вернуться к родителям.
Она вздохнула и опустила рогатую голову. А я задумался, как такое могло произойти?
«Новый Мир» существовал, чтобы отвлекать людей от проблем настоящей жизни, это они, Грезящие, должны были приходить, брать квесты и совершать фальшивые подвиги ради славы, признания, других наград. Но Клитемнестра не дождалась и отправилась выполнять квест сама. Она действительно являлась неигровым персонажем? Тогда зачем? Если бы она выполнила квест, то сделала бы его бессмысленным, ведь «Новый Мир» вертелся вокруг игроков.
Это отвечало на один из интересовавших меня вопросов: имитировали ли НИПы жизнь, когда игроки на них не смотрели? Оказалось, что да, имитировали. Представить не могу, какие вычислительные мощности для этого требовались, но НИПы «жили» сами по себе. А что до квеста, без моей помощи Клитемнестра погибла бы, и жители деревни Келавия продолжали бы ждать какого-нибудь Грезящего. Остаётся вопрос: зачем тогда вообще НИП решил сделать всё сам? Это глитч, или у неё просто есть паттерны чувства долга?
— Ты сделала доброе дело, Клитемнестра, избавила его от проклятия. Теперь ты героиня.
— Да, наверное, — согласилась она без воодушевления, подняла на меня большие глубокие глаза. — Но мне так и неясно, кто ты такой?
— М-м-м, как бы это объяснить? — НИПы игнорировали любой намёк на свою истинную природу, так что нужно было подбирать слова. — По странному совпадению, я тоже проклятый.
— Что?! — от удивления, она привстала.
— Да. Раньше был человеком, но один суб… мерзавец… заколдовал меня. Превратил вот в это чудовище и вышвырнул в открытый мир, чтобы я бродил здесь и погибал от рук героев. Он думал, что я останусь бессловесной тварью, одержимым зверем вроде Леонтия, но я пересилил его… магию. Научился говорить, возобладал над зверем и не делал никому зла. Теперь ищу способ обернуть всё вспять, снова стать человеком и освободиться.
Слушая эту нехитрую историю, она всё ближе подсаживалась ко мне, на лице крупными буквами было написано сострадание. Наконец ладонь легла на плечевую пластину.
— Какая у тебя тяжёлая судьба. Могу ли я помочь?
— Не знаю. Невхия сказала, что нужно стать императором, но я мог неправильно её понять, нужно больше информации.
— Невхия… ты был на вершине Инхариона?!
— Да, как раз, когда он взорвался. Я долго падал и едва не погиб, броня спасла мне жизнь, но вся растрескалась. Поэтому я был так слаб.
— Невероятно, — от удивления она замерла с приоткрытым ртом, а потом быстро прикрыла левую грудь топором. Значит, меня перевели из разряда говорящих зверей в разряд мужчин, что ж, это определённо был прогресс.
Глядя на Клитемнестру, я поймал себя на мысли, что этот гуманоид вызывал довольно определённые чувства. У меня никогда не было кинков, но в ту минуту ощутил влечение к представителю другого вида, совпадающему не со всеми стандартами человеческой красоты.
Клитемнестра была скроена как воин, мощное тело минотаврицы покрывала короткая шёрстка, огромная грудь, как раз под стать широким выносливым плечам. Реальные человеческие женщины редко развивались в эту сторону, разве что поклонницы плавания, но мне всегда нравились широкоплечие, потому что у них при наличии тонкой талии очень чётко обрисовывались «песочные часы», — самый привлекательный тип фигуры. К тому же, изредка нежная мягкая податливость надоедала, и хотелось овладеть чем-то сильным, опасным, чем-то оказывающим сопротивление, — речь не о насилии, а о грубом животном сексе, дающем кроме наслаждения ещё и немного боли. Поскольку я не был девиантом и не рассматривал других мужчин в качестве партнёров, оставались только «плавчихи».