— А вот и девчонки! — обрадовался тощий очкарик.
— Как дела, Задающая Тупые Вопросы Невообразимая Тупица С Волосами, Похожими На Солому? — спросил Блейн.
— Отвратно, как и всегда, — я подсела к нему на кровать.
— Поговорим? — внезапно спросил он и махнул рукой.
И всё вокруг исчезло. Осталась только кровать. Блейн больше не был глупым подростком, рисующем непристойности. Теперь он походил на волшебника, а в его янтарных глазах читалась усталая мудрость. Я почувствовала, что ему можно всё рассказать.
— Всё, что ты скажешь, останется в пределах этой кровати, — сказал Блейн и провел пальцем по моей щеке, — Расскажи мне всё. Я заберу твою боль.
— Мне очень плохо, Блейн.
— Я не Блейн.
— А кто ты?
— Вечность, — сказал он и рассмеялся, — Расскажи вечности всё.
— Мне очень плохо и одиноко. Мне кажется, что что-то забрали, кое-что важное мне, но я не могу припомнить что. Все куда-то уходят, а я остаюсь, как птица со сломанным крылом.
— Воскресать всегда больно. Я умирал и возрождался 9 раз. И всегда испытывал невыносимые муки.
— Это прекратится?
— Конечно, — сказал он, — Сначала боль. Потом ярость. Потом слёзы. Ты пройдёшь через всё это. И в один день ты поймёшь, что живая. И даже посреди зимних морозов ты почувствуешь, как что-то согревает тебя. А всё остальное будет неважно. Ради этого стоит страдать.
— Не уверена, доживу ли я до этого момента.
— Земля замерзает и покрывается снегом перед тем, как снова расцвести.
— Я очень скучаю по нему, — сказала я и проронила слезу.
— Почему ты по нему скучаешь? Ты его любишь?
— Я не любила его… И не люблю. И никогда не полюблю.
— Ты кому это пытаешься доказать: мне или себе?
Я в непонимании уставилась на него. На его губах заиграла лукавая улыбка.
— Любовь казалась тебе чем-то неправильным, недопустимым. Ты всегда считала, что ты не заслуживаешь её. Раз мир тебя не любит, то и ты его любить не будешь. А потом пришел Марк и порвал все шаблоны. Он знал, что твоё сердце сковал лед. Но всё равно любил тебя. А ты?
— Я не люблю его. Он зря любил меня.
— Скажи это. Скажи голую правду, не приукрашенную ничем.
— Я не люблю его.
— Ты не любишь его?
— Я не люблю его!
— Ты действительно так думаешь?
— Я не люблю его!!!
— Я не верю тебе.
— А мне плевать, веришь ты или нет!!! Я не люблю его, понятно?!
— Не ври мне, — усмехнулся Блейн, сощурив золотые, похожие на два солнышка глаза.
— Я…
Он выжидающе посмотрел на меня. Невыносимый взгляд, им можно вскрывать вены. От него пахло весной и полынью. Ненавижу полынь.
— Я люблю его… — прошептала я и сама испугалась своих слов.
— Вот видишь, всего три слова, — услышала я сзади.
— Марк!!! — я вскочила и резко крутанулась на 180 градусов.
Он сидел передо мной, скрестив по-турецки ноги. Такой знакомый, эти волосы, эти зеленые глаза и крупные веснушки, эта кривая улыбка, этот запах сигарет.
— Ты теперь уходишь? — спросила я.
— Теперь да, — кивнул Марк.
— Прости меня, — сказала я, — Я ведь предупреждала, что я сволочь последняя.
— Мне всё равно, — сказал Марк.
— Не уходи, — сказала я, — Пожалуйста, побудь со мной. Хотя бы минуту. Мне и этого будет достаточно.
— Тут нет ни минут, ни секунд, — сказал Марк, — Правда освободила меня. Это смешно, не находишь? Всего три слова. — он рассмеялся. Опять этот заливистый, беззаботный смех, — И ты теперь свободна. Не плачь, вампирчик. Мы ещё встретимся. Кстати, мне понравились твои стихи. Красиво ты лжёшь.
Я схватила его за руку. Она была теплая и мягкая. Мне хотелось схватить его и утащить к себе и никогда в жизни не отпускать. Но он должен идти. Мёртвых нужно отпускать. И я его отпустила, а он шагнул в тёмную бесконечность и растаял, как утренний туман. А моя рука ещё долго хранила его тепло, и до утра я чувствовала шлейф аромата сигарет.
Да, теперь он ушел. Ушел навсегда. А я не могла поверить. Мне это казалось… бессмысленным? Немыслимым? Как и его смерть. Как и вообще всё происходящее.
— Вечно с влюбленными возиться приходится, — проворчал Блейн, — То вы умираете, то страдаете. А нормально любить никак нельзя, да?
— Можно, но это явно не в моей компетенции, — сказала я.
Мне стало удивительно легко. Лишь на одну ночь. Я знаю, что утром боль утраты навалится на меня с новой силой. А пока пусть будет так.
====== О простой человеческой боли, неожиданных открытиях и простуде ======
— Эта зима будет удивительно холодной. Надо запастись свитерами. Попрошу тетушку связать мне свитер с оленями, — говорила Клэр, ковыряясь в еде.
— А у меня есть исландский свитер! — похвасталась Зои.
— А какой диагноз у новенькой? — неожиданно спросила Кларисса.
— А я знаю? — я пожала плечами, — Я врачей вполуха слушаю.
— А у меня расстройство пищевого поведения, — сказала Сара.
— Это у тебя-то? — фыркнула я.
— Да, у меня анорексия.
Сара была полной. Художники эпохи возрождения бы передрались за неё.
— Я знаю, что ты думаешь. Что я слишком жирная для анорексии. До болезни у меня была фигура, как у палеотической Венеры. И мне внушали, что я должна свою инвалидность компенсировать.
— Переехала бы им ноги и дело с концом, — хмыкнула я.
— А я, дура, слушалась и сидела на диетах. В итоге сама не заметила, как блевать мне стало нечем. И как меня воротило при одном упоминании о пище. Все говорили, что я молодец, что так стремительно похудела. Осталось совсем чуть чуть. А то, что у меня анорексия, мне никто не верил. Я ведь не пересекла черту, отделяющую жируху от худенькой нимфы. Я должна была попасть в реанимацию с острой язвой, чтобы забили тревогу.
— Ужас.
Девочки согласно кивнули.
Мы продолжили есть. Сначала всё было нормально, а потом началась драка едой. Я даже не поняла, как это случилось. Девчонки кидали друг в друга кусочками жратвы. Попали и в меня. Впрочем, я не особо-то и участвовала в этом.
— Эй, ты! — к нам подошела Элис, — Ты в порядке?
— А сама-то ты как думаешь? — огрызнулась я, — Я сейчас задам тупой вопрос, но… Кроме Габриэль, с нами в палате никто не лежал?
— Совсем рассудком тронулась? — Элис покрутила пальцем у виска, — М-да, типичное ПТСР. Не было с нами никого.
— Правда?
— Да. Только ты, я и Габриэль, будь она неладна. Кстати, будь осторожна и жри побольше чеснока. Сейчас полбольницы с соплями ходит.
— Для тебя новость, что осенью люди имеют свойство простужаться? — фыркнула Зои, — Тем более, что в этом году аномальные холода.
— Вот именно, что аномальные. Может эпидемия возникнуть.
— Да че ты боишься? — махнула рукой Зои, — Ниче не будет, сколько раз был риск.
— А сколько лет ты тут лежишь? — охренела я.
— Два года, — Зои пожала плечами, — С небольшими перерывами.
— Зои у нас старожил, — похвасталась Сара, — Она всё про всё тут знает.
— Всё-таки будьте осторожны. Год назад тут не было таких холодов, — сказала Элис и ушла.
— М-да, вот ведь заноза, — сказала Зои, — У неё паранойя случаем?
— Не знаю, я в её медицинскую карту не заглядывала, — хмыкнула я.
— Всё-таки в чем-то она права, — сказала Клэр, — Я погадаю сегодня.
— А разве после Ночи, Когда Все Двери Открыты, способности не парализуются до Главной Ночи? — Кларисса удивленно приподняла брови.
— Это после Главной Ночи они парализуются. До Нового года.
Я вернулась в свою комнату и легла на кровать. Больше нет ощущения пустоты и чужого присутствия. Только обычная человеческая боль. Сейчас, в 14 часов 20 минут я осознала, что он действительно ушел. Навсегда. И больше не вернется. Цепи разорваны. Я действительно свободна от него. Я не увижу его лицо в своём отражении. Я не услышу его голос, нашептывающий мне жуткие вещи. Я не увижу его тень, стоящую у изголовья моей кровати. И сны станут просто снами, и страх — просто страхом. Теперь он далеко, там, куда мне не пробраться при всём желании и ему не выбраться. Всё закончилось.