Выбрать главу

Время все-таки сделало свое дело, Бухарин окончательно вытеснен из моего сердца, на это потребовались годы и годы, потому что, не имея нового, трудно забыть старое, особенно такое яркое, в котором было так много хорошего (личного) и так много страшного, трагически тяжелого. Но метаморфоза свершилась. Могу сказать, что я прошла огни, воды и медные трубы. Я шла по скользкому пути. В дни такой глубокой тревоги я не имела никакой моральной поддержки. Арест мог привести только к озлоблению, особенно в столь юном возрасте, в каком была я, когда я могла и не быть человеком твердым, вполне сложившимся, стоящим на прочных рельсах. Тем не менее, я отбросила все личное, не поддавалась никакому чуждому влиянию. Я получила больше, чем «боевое крещение», и с чистой совестью могу сказать, что чувствую себя полноценным советским человеком, имеющим право на жизнь, могу шагать в ногу с советским народом. Я хочу, чтобы мои, хотя бы маленькие крупицы, были заложены в фундамент победы и восстановления моей любимой страны.

Хватит уж, ну сколько же можно расплачиваться за такую короткую — двухлетнюю жизнь с Бухариным.

Отец, умирающий, уже еле слышным хриплым голосом спросил меня: ты умеешь любить Советскую власть только потому, что мы победили? Сможешь ли ты защищать ее, не жалеть жизни для Советской власти, если она будет в опасности? Я обещала отцу, за минуту до его смерти, защищать нашу страну, если это надо будет, я хочу иметь возможность это обещание выполнить. Мне осталось еще почти два года, а здоровье уже пошатнулось так сильно, несмотря на то, что я физически не работаю (работаю в конторе), и вынуждена большую часть времени проводить в постели. Прошу Вас о досрочном освобождении-реабилитации, и если Вы сочтете возможным это сделать, сможете убедиться, что оказанное доверие я оправдаю.

А.М. Ларина. Лист 58.

Ю/1-44 г. Личное дело.

Министру государственной безопасности СССР

Заявление

В 1935 году я вышла замуж за Н. И. Бухарина, прожив с ним всего 1,5 года по день его ареста. В сентябре 1937 г. я была арестована и осуждена Особым совещанием.

По делу Бухарина я ни в чем замешана не была и никаких обвинений мне не предъявлялось.

Мне кажется, что 15 лет репрессий (8 лагеря, 2 года закрепления за лагерем и 5 лет ссылки) — это наказание очень суровое, я его ничем не заслужила. Мало ли как ошибается человек, особенно в годы столь юные, какими они были у меня, когда я вышла замуж.

Я никогда не была политической сторонницей Бухарина, в пери од оппозиции я была еще ребенком. Неужто за мою полуторалетнюю жизнь с Бухариным должна так строго отвечать?!

За свои преступления Бухарин ответил сам, я не могу нести ответственности за него — мы слишком неравноценные фигуры. Между нами была возрастная разница 26 лет. 8 феврале 1949 года пойдет 13-й год с тех пор, как я рассталась с Бухариным, даже личное — единственное, что меня с ним когда-то связывало, заглохло в моей душе — окончательно забыто. У меня появилась другая семья, маленький ребенок.

22/XI-48 г.

Глава десятая

ГУЛАГ в годы войны

Огненные сполохи начавшейся Великой Отечественной войны осветили и гулаговский материк. По всей видимости, вера в вечность и незыблемость этой твердыни подвела руководство ГУЛАГа, как, впрочем, и НКВД страны. Плана по переводу исправительно-трудовых учреждений на новый режим работы в условиях военного времени не оказалось. От руководства НКВД, ГУЛАГа, как из рога изобилия, посыпались на места распоряжения по радиотелефону, телеграфу: об изоляции заключённых, усилении охраны, изъятии репродукторов, запрещении выдавать газеты, прекращении свиданий, переписки с родственниками, увеличении рабочего времени до 10 часов и нормы выработки на 20 %, прекращении освобождения отдельных категорий заключённых, о сосредоточении особо опасного контингента в специальных лагерных пунктах и т. д. и т. п. Некоторые из этих указаний оказались настолько несуразными, что вскоре пришлось их отменять. Это и неудивительно. Что могло дать, к примеру, изъятие репродукторов и запрещение выдавать заключённым газеты? О начале и ходе боевых действий заключённые тут же узнавали от сотрудников лагерей и расконвоированных заключённых.