К 1930 г. относится появление еще одной категории наказанных советской властью — спецпереселенцев. В результате массовой кампании коллективизации и раскулачивания, проведенной в селах и деревнях, число выселенных к 1933 г. почти вдвое превысило количество находящихся в тот момент заключенных в исправительно-трудовых лагерях ОГПУ. В связи с этим в феврале 1933 г. было разработано предложение о переименовании ГУЛАГа в Главное управление трудовыми поселениями (ГУТС) ОГПУ. Однако этого не случилось, и ГУЛАГ, имевший большие перспективы дальнейшего развития, остался при своем названии.
В дальнейшем в ходе Второй мировой войны число спецпереселенцев пополнили выселенные поляки, эстонцы, латыши, литовцы, немцы, калмыки, чеченцы, ингуши, крымские татары, балкарцы, карачаевцы и др. И после окончания войны акции по выселению продолжались. Теперь они касались и русских, перешедших служить в немецкие военные формирования, и членов семей бойцов национального сопротивления в республиках Прибалтики, в западных областях Украины и Белоруссии, многих других категорий граждан. На 1 января 1953 г. количество спецпереселенцев превысило число заключенных в лагерях и составляло 2,7 миллиона человек. 9 октября 1951 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР спецпереселенцам — немцам, чеченцам, калмыкам, ингушам, балкарцам, карачаевцам, грекам и крымским татарам был определен статус переселенных «навечно». Теперь у них не было никакого шанса вернуться назад. Но не вечен был сам Сталин, и после его смерти ограничения в правах были сняты в 1954 г. сначала с выселенных в ходе раскулачивания, а затем постепенно и с остальных категорий спецпереселенцев.
Особо следует сказать и о законах, официально регламентировавших деятельность советской пенитенциарной системы. В первом Исправительно-трудовом кодексе РСФСР, принятом 16 октября 1924 г., говорилось только о домах заключения, исправительно-трудовых домах, трудовых колониях (сельскохозяйственных, ремесленных и фабричных), переходных исправительно-трудовых домах и, наконец, об изоляторах специального назначения (для изоляции социально опасных заключенных). При этом ясно не говорилось, идет ли в последнем случае речь о системе политических изоляторов, числящихся по ведомству ОГПУ. Сами же нормативные документы о местах заключения ОГПУ, как правило, официально не публиковались, хотя и утверждались постановлениями СНК СССР. В принятом 1 августа 1933 г. новом Исправительно-трудовом кодексе РСФСР и действовавшем вплоть до 1971 г. (пока не был принят новый кодекс) также не было ни слова о системе лагерей ОГПУ. Кодекс лишь описывал, так сказать, легальную систему НКЮ и по вполне понятным причинам не касался такой деликатной сферы, как система мест заключения ОГПУ, в существовании которой никто и не сомневался. Определенным образом возник, а в дальнейшем расширился, разрыв между официальным законодательством и реальной практикой, оставляя широкое поле для произвола. Нельзя сказать, что деятельность лагерей и политизоляторов системы ОГПУ — НКВД никак не регламентировалась. Существовали различные подзаконные акты: приказы и циркуляры ВЧК — ОГПУ, но они были секретными. Таким образом, получалось, что официально всего этого как бы и не существовало.
Как наследие периода романтического увлечения «перековкой» следует рассматривать и такой аспект советской исправительно-трудовой политики, как досрочное освобождение. Разработанная в недрах ГУЛАГа система зачетов рабочих дней, когда при перевыполнении заключенным дневных заданий в 23 раза он имел шанс при сроке в 10 лет выйти на волю много раньше, была призвана для широкого внедрения стахановских методов и «социалистического соревнования» в лагерях. Но коммунистической идиллии трудового перевоспитания не получилось. Конечно, перспектива быстрого выхода на свободу в значительной степени могла стимулировать ударный труд, но в еще большей степени она вызывала к жизни приписки и обман, составившие в целом систему, получившую название туфты. По инициативе Сталина 15 июня 1939 г. досрочное освобождение заключенных и зачеты рабочих дней были прекращены. Однако впоследствии элементы подобного стимулирования возвратились. Правила о досрочном освобождении перевыполняющих нормы заключенных сначала были введены для строек, имевших статус ударных, а уже затем внедрены и более широко. При всех прочих недостатках зачеты рабочих дней и, как результат, досрочное освобождение, были единственным для заключенного стимулом более или менее хорошо трудиться, и власти это понимали.