— Что и толковать!.. тогда попросторнее было…
— Нет, брат, народ был настоящий, а ноне што?!.
— И ноне бы погуляли, кабы царь Петро с своими немцами не давил…
— Э-э! вы вот млады, зелены ишшо, зеленей молодой травочки, а я старик, я знаю… И не дюже давнее кубыть время, а инако было… Ноне што! вон какие утеснения казацству, а казацство молчит! Заставят и одежу немецкую надевать да бороды брить… А попробовал бы царь в те поры…
— Все одно…
— Нет, скусил бы зуб-то!..
Светлый жучок пролетел пред самыми глазами Филиппа и едва не захватил своим крылышком его по носу. Филипп неуклюже махнул рукой, чтобы поймать его, но жучок был уже далеко. Где-то вдали прокричал несколько раз кулик стонущим, болезненно-скорбным криком; над речкой с шумом и глухим свистом пронеслась стая диких уток.
— А грозный был, сказывают, человек? — опять услышал Филипп голос Багра.
— Да, страшен-то, страшен, толковать не остается… А правду и волю любил…
— Крови много пролил неповинной, старики рассказывают…
— В этом грешен… А все иной раз так доводилось, что и сам, как малое дите, ревел… Как девку-то свою, персиянку, утопил, сколько время прослезовал…
— А до девок-то, верно, охотник был? — Был грешок…
Наступило молчание. Лошади фыркали где-то вблизи; в камышах что-то заплескалось и пискнуло.
— Ужак лягушек ловит, ишь! — сказал уже сонным голосом Белоус.
— А што, он, говорят, жив и теперя?.. — спросил опять Багор, которого сильно заинтересовала история Разина.
— А как же! жив живехонек и по век не скончается…
— Где же он проживает?
— А в Туманных горах…
Багор опять затих, задумавшись о чем-то. Белоус повернулся к нему спиной и скоро засвистел носом.
— А далече эти горы? — спросил Багор, но в ответ услышал лишь тихий и ровный свист и сипение уснувшего Белоуса.
Филипп тоже начал дремать. «О чем это у неба идет разговор с землей? Куда манят звездочки и куда они так ровно и тихо плывут?» — все думал он, но не додумался ни до чего и заснул.
V
На восьмой день после выступления из своей Пятиизбянской станицы, они подъезжали уже к Кавказским горам. Солнце только что свернуло с полудня, когда они достигли какой-то речки, о которой раньше все толковал Белоус. Они остановились, расседлали лошадей и загнали их в камыш, связав предварительно всем трем поводья. Филипп остался караулить лошадей, а Белоус с Багром перебрели через речку и пошли к синевшему на полугоре, верстах в семи, лесу. Белоус говорил, что за этим лесом должен быть аул.
— Уж я места знаю!.. Татары теперь в горах, ай у моря, на грабеж уехали, а в ауле старичишки одни да бабы… Добыч будет, не зевай, ребята!..
Филипп долго ждал их и время от времени глядел кругом по степи и вдоль по речке. На горизонте видны были белые, как облака, и голубые вершины гор. Зарево дрожало и переливалось серебряными, прозрачными волнами. На речке, саженях в тридцати ниже, плавала пара лебедей. Они тревожно оглядывались на лошадей и на Филиппа, выгибали свои красивые шеи и подымали черные носы кверху, но не летели.
— Эх, ловко хлопнуть бы, — думал Филипп и брал прицел в лебедей из своей турки, но не стрелял, жалея заряд и лебедей и боясь выстрелом привлечь чье-нибудь нежелательное внимание.
Часа через три вернулись Белоус и Багор.
— Ну, Филюшка, добыча будет!.. В ауле, кроме баб да ребятишек, никого нет, да мы их трогать не станем: какая из них корысть?.. А там вон, за горкой, табун есть конский, вот подживемся… При нем один лишь старичишка… Вот дождемся ночи да и с Господом!..
Казаки легли и стали дожидаться вечера. Филипп из любопытства сходил к тому месту, откуда был виден аул и табун.
Серые, разбросанные в беспорядке сакли виднелись на берегу узенькой и светлой речки. Никого не было видно, кроме живописной группы ребятишек на песке и нескольких черных головок в воде. В полуверсте, выше по речке, пасся табун лошадей. Старик в белом, рваном бешмете в накидку, в синих шароварах и в лохматой шапке сидел на корточках под деревом и что-то варил. Синий дымок вился и медленно таял в воздухе. Лошади стояли, сбившись в одну кучу, в стойле, по колени и по брюхо в воде. Несколько молодых кобылок, отбившись от табуна, щипали траву у перелеска.
— Наши будут, — сказал про себя Филипп и вернулся к товарищам.
На совете было решено Белоусу и Багру заехать от аула и пугнуть лошадей в «Астраканскую» сторону, а Филипп должен стать от леса и, если табун кинется в его сторону, то отпугнуть его и направить, куда следует. Наступил вечер. Когда сумерки достаточно сгустились и легкий, влажный туман поднялся над речкой, казаки оседлали лошадей и поехали к лесу. Филипп остался на том месте, откуда смотрел на табун и на аул. Теперь уже не было видно ничего. Из туманного сумрака слышно было изредка только звонкое ржание лошадей да в ауле лаяли собаки.