Георг Борн
Гулливер у арийцев
Гулливер у арийцев
После одиннадцати месяцев отсутствия, насыщенных самыми разнообразными приключениями, я, профессор Эдинбургского университета Гулливер, вновь оказался в кругу своих товарищей, заставивших меня подробно рассказать все пережитое и виденное мною в стране арийцев. Мой рассказ был, конечно, сфотографирован, и мне почти не пришлось его отшлифовывать.
Мое возвращение привлекло к себе внимание всего мира, и сотни миллионов людей узнали повесть о моих приключениях на острове Арии.
Еще недавно я слушал собственный рассказ и видел на матовом экране идеовизора все образы, запечатлевшиеся в моем мозгу. Я видел себя, видел Угольфа, хитрую физиономию Зигфрида, бессмысленные тупые лица производителей.
На рассвете 9 числа месяца героев 541 года нашей эры, датирующейся Октябрьской революцией в России, я с пятью другими историками вылетел на стратоплане с лондонского стратодрома в направлении Мельбурна, где на 11 число был созван международный конгресс историков, посвященный великой эпохе войн и революций. Я полулежал в откидном кресле, наслаждаясь спокойствием и тишиной. Через шесть часов мы пролетели над Каиром, — так, по крайней мере, показала красная табличка прибора, соединявшегося с кабиной водителя. Еще несколько часов, — и мы спустимся в Мельбурне.
Я думал о своем докладе, посвященном великой германской революции, и вспоминал сцены, запечатленные на экране нашими лучшими писателями-мыслителями, тщательно изучавшими все документы, сохранившиеся от этой эпохи. Особенно сильное впечатление произвел на меня Риолан, могущественное воображение которого дало нам ряд ярких картин кровавой гражданской войны и победоносной революции. Образы, возникшие в мозгу Риолана, с поразительной четкостью воспроизводились на экране идеовизора. Я вспоминал отвратительные сцены фашистской реакции, существовавшей несколько столетий назад в некоторых странах. Я вновь увидел, как на экране, сцены казни революционеров, толпу обманутых людей, неизвестно куда ведомых бессовестными демагогами. Я живо представил себе преступников и убийц, стоявших в то время у власти в этих странах.
Одновременно с этим у меня в мозгу возникли чудовищные расовые теории, лишь с трудом воспринимаемые мыслительным аппаратом современного человека. Имена авторов этих теорий занесены на самую позорную страницу истории человечества.
Я пытался представить себе, во что превратилась бы Европа, а возможно и весь мир, если бы эти варвары и преступники получили возможность осуществить свои теории и не были своевременно раздавлены революцией.
Я сравнивал нашу прекрасную и светлую жизнь с мрачной кровавой эпохой конца старого мира и невольно с облегчением вздохнул. Все отвратительное, жестокое, грязное исчезло и отошло: в область прошлого. Мне, специально изучавшему историю этой эпохи, многое казалось нереальным, и напоминало порождение чьей-то мрачной кровавой фантазии.
Я нажимаю кнопку — на табличке появляется новая надпись: 90°35′28″ южной широты, 30°14′31″ восточной долготы. Вдруг я чувствую страшный толчок; еще секунда, я лечу в бездонный колодец и теряю сознание.
Я так никогда и не выяснил, что произошло с нашим стратопланом; вероятнее всего, катастрофа была вызвана действием космических лучей на аппарат стратоплана.
Очнувшись, я во всем теле чувствовал ноющую боль, сердце билось неравномерно, с перебоями. Мне казалось, что у меня не хватит сил пошевельнуться. Через несколько минут я попытался коснуться лба, но не мог шевельнуть ни правой, ни левой рукой. Та же история повторилась при попытке приподнять ногу. Сначала мне показалось, что у меня перебиты кости, но потом я сообразил, что я не то связан, не то скован.
С большим трудом я приподнял голову и увидел на своих руках заржавленные металлические кольца, соединенные короткой цепью; я вспомнил, что видел этот предмет в музее великой революции и что он назывался наручниками; ими широко пользовалась полиция во всех странах. Как я позже убедился, мои ноги были закованы в кандалы.
Я решил, что все это является странным сном, и попытался проснуться, но при первом же движении почувствовал острую боль. Все больше приходя в себя, я вспомнил о путешествии и происшедшей со стратопланом катастрофе, но никак не мог уяснить себе, почему я лежу скованный.