— Большая смерть! — отвечал хор.
Через несколько минут я понял, что означает «большая смерть».
— Брат Рудольф, приведи псов Валькирий.
Высокий, темноволосый человек, лет сорока пяти, с торчащими ушами и сросшимися бровями, вернулся со сворой овчарок, ничем не отличавшихся от настоящих волков. Человека, которого называли Ахазом, развязали и велели ему бежать, но он не шевелился; тогда один из жрецов поднял плеть и нанес ему сильный удар по груди и по лицу. Несчастный с воплем бросился бежать, ему вслед были спущены псы, через несколько мгновений раздались вопль человека и вой собак.
— Кого мы судим третьим? — спросил старик в центре свастики.
— Женщину, соблазнившую предателя Ахаза, — ответил Зигфрид.
— Большая смерть ей! — закричали жрецы. Поднялся Зигфрид и сказал:
— Братья, голос расы говорит мне, что эта женщина — хорошая работница. У нас недавно издохло пять бесплодных женщин, голос расы говорит поэтому, что ее следует обесплодить, и пусть она работает.
Главный жрец встал и, подняв руку, сказал:
— Ты прав, брат Зигфрид. Мы передаем женщину тебе, брат Иозеф.
Женщина у столба зарыдала, Иозеф же, низкого роста прихрамывавший человек, подошел к женщине и, схватив ее за волосы, куда-то потащил.
Главный жрец спросил: «Кого мы судим четвертым?» Человек с топором, которого называли Германом, закричал:
— Шпиона, приплывшего в нашу страну на лодке. Я требую для него большой смерти.
Часть жрецов поддержали его криками:
— Отдать его псам Валькирий!
Тогда медленно поднялся мой тюремщик Зигфрид и сладким голосом начал свою речь:
— Вождь вождей и братья! Мы знаем, что закон крови должен быть выполнен; всякий, кто построит лодку, должен быть казнен.
Герман перебил его:
— Не только кто построит лодку, но и приплывет на ней.
— Я рад, что брат Герман так хорошо помнит закон, это тем более похвально, что у него, как известно, рука гораздо сильнее головы, но я, братья, хотел бы знать, кто видел лодку, на которой приплыл чужеземец. Мы все знаем, что лодка делается из дерева, которое не тонет. Я же опускал в воду куски того, что вы называете лодкой чужеземца, и они шли ко дну. Эти куски по цвету похожи на те маленькие блестящие кружки, которые хранятся у нас в храме и на которых изображен наш вождь, поведший наше племя сюда и находящийся теперь в Валгалле. Конечно, лодки тяжелее воды нет и не может быть, а если так, то зачем казнить чужеземца?
Водворилось молчание, нарушенное Германом, который спросил:
— А как этот шпион попал сюда?
Главный жрец направил в мою сторону свой костлявый палец и сказал:
— Говори.
Я успел лишь сообщить, что пролетал над воздухом и упал вниз, как Зигфрид меня перебил и закричал:
— Видите, братья, я был прав. Закон, однако, требует, чтобы чужеземцу под страхом смерти было запрещено разговаривать с кем-нибудь, кроме меня.
— Почему тебя, хитрая лиса? — заорал Герман.
— Потому что я умнее тебя.
Поднялся неописуемый рев. «Братья» вытащили мечи из ножен и готовы были броситься друг на друга; тот же, которого называли вождем вождей, закричал громким голосом:
— Замолчите, грязные свиньи, чужеземец будет жить, как сказал брат Зигфрид.
Тогда поднялся хромой Иозеф и сказал:
— Вождь вождей, ты, как всегда, прав, и мы преклоняемся перед твоей мудростью. Но я думаю, что на всякий случай чужеземца нужно сделать бесплодным, чтобы он нам не испортил расы.
Это предложение вызвало одобрение. У меня по спине поползли мурашки. Я кинул умоляющий взгляд на Зигфрида.
Тот встал и сказал:
— Зачем нам спешить, я знаю лучше всех закон расы. Мы всегда успеем сделать его бесплодным, а пока оставим его испытуемым.
Это предложение встретило, однако, возражения. Вождь, которого звали Иозефом, заявил:
— Закон говорит, что испытуемым может быть только тот, кто не видел семнадцатого урожая, а эта чужеземная собака видела их не меньше тридцати.
Тогда Зигфрид закричал:
— Сколько бы урожаев он ни видел, это никого не касается; в нашей стране он не видел ни одного урожая, поэтому он может быть испытуемым.
— Это правильно, — сказал вождь вождей, — так говорит закон: освободите чужеземца и приведите его ко мне.
Через несколько мгновений я с облегчением расправлял онемевшие конечности, но я не мог стоять, и двое вождей потащили меня за локти.
— Как тебя зовут? — спросил старик, сидевший на троне.