— Да хоть сейчас. Держи ключи, — майор выудил связку ключей из того же комода, где лежала доверенность. — Шлюх не водить, наркопритоны не организовывать. В общем всё как обычно. Узнаю — посажу. Понял?
— Понял, — я кивнул, офигевший от такого сервиса.
— Да шучу я, шучу! — и тут он опять заржал, одержимый легионом демонов. Я срал кирпичами, пока слушал гогот майора.
— Тогда до скорого, — скромненько произнёс я, ретируясь как можно спокойнее, чтобы не накликать беды, не поймать нож в спину. В голове моей маячила безумная мыслишка отдавать деньги сразу за три месяца, просовывая их под дверь майора.
2
Переселение на новую квартиру не составило труда. Я сложил самые необходимые вещи в спортивную сумку и тихонечко покинул родительский дом. Путь пешком через парк и по району составил полтора километра или двадцать минут, что совсем немного, учитывая огромные расстояния, которые иногда люди преодолевают, чтобы обрести покой в собственной конуре. В моём случае даже при отсутствии вилки и ложки на кухне я мог бы с лёгкостью поужинать у родителей, а не бежать сломя голову среди ночи в ближайший универсам, чтобы купить одноразовую посуду. Впрочем, именно этот последний вариант я и предпочёл в первый же вечер, когда остался в необжитой квартире наедине со своими извечными спутниками: гордостью и честолюбием.
В пол-одиннадцатого я наконец уселся ужинать. За стеной орал сосед. Поначалу я даже не обратил внимания на странные вопли, мало ли что у людей наболело. Но с каждым произнесённым словом, с каждой неласковой фразой до меня всё больше доходил смысл разыгравшейся в соседней квартире трагедии.
— Думаешь, я не знаю, с кем ты ебёшься там на работе весь день? — орал до боли знакомый мужской голос. — Что ты мне заливаешь?
— Андрей!
— Андрей, что «Андрей»? Пизду побрей!
При упоминании имени я окончательно убедился, что подозрения мои верны и голос действительно принадлежит тому самому Андрею Михайловичу Никифорову, доблестному майору милиции, который за два дня до этого цинично тыкал меня носом в свой паспорт и милицейское удостоверение.
«Вот козёл, а!» — возмущался я, слушая, как визжит женщина, молодая, судя по голосу. Звонкие шлепки, наносимые, опять же, судя по звуку, по голой женской заднице, эхом разлетались по моей съёмной пустой квартире, в которой я невольно принял на себя роль узника совести.
Раздался новый болезненный рык, похожий на хрип, и женщина от визга перешла на охи и ахи, застонала сладко на выдохе, не оставляя сомнений по поводу природы этих звуков.
Я принёс ноутбук, надел наушники и продолжил ужинать под эпическую музыку. Но даже сквозь пафосные взлёты мелодии я слышал крики и стоны разыгравшихся соседей:
— Сука, блядь! Ты у меня на коленях будешь ползать.
— Андрюша, прости меня, я больше не буду!
Я невольно заржал в кулак и уже не мог остановиться, так смешно было слушать рёв ревнивца под эпическую музыку. Крики женщины поначалу вызывали растерянность, желание позвонить куда следует и отчитаться перед кем не стоит. Но потом я представил последствия для моего мирного существования, если Андрей Михайлович узнает, кто его сдал. А он обязательно узнает, и ему, конечно же, ничего не будет за учинённое в домашнем кругу насилие.
«А вот меня, в случае задержания, — думал я, — вынудят оказать сопротивление, и уж тогда-то мне точно несдобровать. Большие разборки и чудеса на виражах — вот, что меня ждёт, если я раззявлю свою варежку, — настраивал я себя на победу с совестью. — В конце концов, не моё это дело, вмешиваться в семейный уклад майора. Если бы женщина хотела, она бы давно накатала заяву. А так, вон, стонет на весь подъезд, соседям на зависть».
Я ни с кем не встречался на тот момент, и активные сексуальные действия за стеной вызвали у меня лёгкую зависть и даже возбуждение.
«Хотел бы я посмотреть на это!» — посмеивался я, засыпая в тёплой постельке.
3
Девушка у подъезда запомнилась мне нереальной красотой, сказочной фантазией о торжестве любви над миром идиотов, орущих за стеной. В глубине души я надеялся вновь повстречать её. По возможности на том же самом месте, приблизительно в то же самое вечернее время. Её неуловимый загадочный образ преследовал меня два дня и две ночи, пока наконец не растаял, превратившись в миф. Я вздохнул с облегчением, вспоминая красотку как наваждение, временное помутнение рассудка, приведшее к частичной утрате ориентации в пространстве и времени.
По странному стечению обстоятельств моему сну суждено было вновь материализоваться.
Я возвращался с работы и совсем не думал о глупостях, когда девушка с фигурой куколки и ангельским мультяшным личиком вновь нарисовалась у подъезда. Она будто скучала или ждала кого-то, но, завидев меня, приняла решение подняться вместе со мной в лифте.