Она шла впереди по лестнице, источая нежный фруктовый аромат духов. Я купался в её запахе, следил, как завораживающе покачиваются её бёдра под пальто, как изящно опускается ручка, оттягиваясь сжатым кулачком в сторону.
— Какой вам? — спросила девушка, первой зайдя в лифт.
— Пятый, — обомлел я, услышав её ангельский голосок.
— Мне тоже, — она улыбнулась детской растерянной улыбкой.
Я, наверное, в этот момент улыбался как большой ишак.
«Неужели мы соседи? — думал я. — Она наверняка живёт этажом выше или ниже».
Когда мы приехали, я естественно вышел первым, полез открывать дверь предбанника, ожидая, что куколка сделает то же самое с другой стороны или как минимум останется в лифте.
Вместо этого она вышла и замерла за моей спиной, а потом ещё и проследовала внутрь, и вдруг захлопнула за нами дверь. Я выпал в осадок.
— Так мы соседи! — весело заметила она. — Вы, кажется, Дмитрий. Мне Андрюша про вас рассказывал.
— Да, я — Дима, — мой голос утонул в абсурде.
— А я — Вася, Василиса, — она засмеялась.
— Редкое имя, — спохватился я, улыбаясь как щенок, добившийся внимания.
— Да, мне все так говорят. Зато весело.
— Это точно.
— Ну что ж, приятно познакомиться и приятного вам вечера, — она открыла дверь в свою квартиру, наклонилась, чтобы расстегнуть сапожки.
— И вам, — я вертел ключ в замочной скважине, забывая тянуть ручку, как учил Андрей, — приятного вечера.
Вася ещё раз обдала меня сумасшедшей улыбкой и захлопнула дверь.
Я наконец провалился в чёрный дверной проём. В голове моей извилины отказывались принимать ужасную реальность за правду.
«Ну как, как такое возможно? — насиловал я мозг, выкрученный наизнанку. — Это ведь она визжит каждый вечер, это её Андрей поливает грязью и чернит на чём свет. Она всё терпит и потом ещё сладко стонет, занимаясь с ним сексом!»
«В голове не укладывается, — сражался я с вопиющей несправедливостью. — Имечко-то какое ей родители дали — Василиса. Премудрая, что ли? Была бы умная, вышла бы она замуж за такого дебила?»
Впрочем, Андрей мог вызвать страстную привязанность у определённой категории женщин. Такие легко западают на деспотов, охотно подчиняются беспощадным тиранам.
«Неужели Вася любит этого урода? — мучился я вопросом весь вечер. — Детей у них нет, могла бы развестись и жить себе спокойно. Или найти другого».
Ситуация не раскладывалась так однозначно.
«Возможно, вечерние скандалы с избиением и сексом — лишь игра, — думал я. — Может быть, это и не Вася вовсе визжит. Но тогда кто?»
Куча вопросов и, главное, сложность Василисиной ситуации навалились на меня тяжким бременем за один вечер.
Андрей Михайлович пришёл поздно, находясь явно в плохом настроении, что, впрочем, судя по опыту предыдущих дней, являлось для него нормой. Вася сразу пошла вразнос. В этот раз я слушал очень внимательно, стараясь ничего не упустить.
— Сука! — орал майор милиции. — Соси ты хуй. Пизда ненасытная.
В ответ шелестел испуганный голосок, призывал к спокойствию. Андрюша лишь входил в раж:
— Что ты мне тычешь трусами своими грязными? Блядина ты. Понюхай, на понюхай. Всё в сперме.
Я представил, как Васю преследуют по квартире, засовывают ей её же трусы в рот, затем сношают жёстко и больно, долго и выразительно. Именно так оно представлялось со стороны, все звуки указывали на непримиримый спартанский дух, царивший в соседней квартире.
Долго не мог я уснуть в тот вечер, переживая за девушку. Как часто жёны становятся заложницами мужей-тиранов, подчиняются их воле безропотно и беспрекословно, выполняя любые прихоти подонка.
«Неужели она его любит?» — вновь приходил я к единственно разумному объяснению, одновременно отказываясь в это верить.
4
Через пару дней я вновь встретил очаровательную соседку, возвращаясь с работы. В этот раз мы пересеклись на улице. Вася медленно гуляла возле дома на пути моего следования.
— Здравствуйте, — сказал я, когда мы поравнялись.
Она шла сбоку, и пройти мимо, не выразив почтения, было бы крайне невежливо.
— Здравствуйте, — Вася была печально задумчива.
Я уже сделал пару шагов, погрузившись в её обстоятельства, желая поскорее избавиться от чувства вины, то есть пройти мимо, ускорившись к подъезду, как вдруг она напомнила о себе, бросив мне в спину:
— Вам ведь всё слышно вечером, да?
Я остолбенел, остановился, как вкопанный, сделал разворот на сто восемьдесят градусов.