— Мне её тоже жаль, очень жаль, — подхватил Андрей Михайлович, расплылся в тёплой улыбочке, не предвещавшей ничего хорошего. — Она ведь хочет молодого. А то, что ей всё время с мужем развлекаться. Вот я и подумал, что ты идеально подходишь на роль любовника.
«На понт берёт, паскуда!» — от наглости Никифоровской в голове моей проснулась холодная расчётливая сволочь:
— Ну это вы зря подумали, — я уже не парился по поводу «вы» или «ты». — Я с замужними женщинами вообще не встречаюсь.
— И правильно, очень правильно делаешь! Но в данном случае муж ведь сам предлагает тебе жену, потому что видит, что иначе она уйдёт к другому, — не терял нити напора Никифоров.
— Да мне плевать на ваши семейные проблемы, — я морщился, давясь лимончелло. — Пускай Василиса Николаевна разводится, если хочет уйти к другому.
— Понимаю, — Никифоров покачал головой, как человек принимающий отказ достойно.
Нихрена он не принимал и не понимал, бык безмозглый. Он был на своей волне, играл со мной как с котёнком. Или так ему казалось.
— Ну что ж, извини, что побеспокоил, — Андрюша слегка кивнул и медленно закрыл за собой дверь, оставляя меня в кромешной тьме давиться от страха и смеха — двух крайних эмоций, несовместимых со спокойной жизнью холостяка.
6
Я решил не спешить с переездом. Нескучные диалоги с родителями и братом веселили многообразием словотворчества. Поведение бездетных соседей всё лучше укладывалось в общепринятые понятия о морали и чести.
«Никифоров женился на Василисе, чтобы помучить её, а она за него держится, потому что боится остаться одна», — размышлял я.
«С другой стороны, всегда ведь можно взять ребёнка из детдома», — я представил на секунду Никифорова на детской площадке, огороженной колючей проволокой. Как майор выбирает пацанёнка, как охотники выбирают щенка. Вот он, самый активный, бежит вперёд, топчет остальных, ещё и в морду бьёт, новоявленный наследничек тирана.
Но нет, Никифоров скорее сожрёт своё потомство заживо, чем позволит новой звезде затмить его на пьедестале жестокости, совершить переворот в семейной иерархии.
Предложение занять место короля в постели с Василисой смешило несуразностью. Блеф майора, несмотря на кажущуюся правдоподобность и даже логичность размышлений — я, мол, подходящая кандидатура для скучающей супруги — навёл меня на тягостную грусть и раскаяние в порочности помыслов.
Я ведь действительно втюрился в Васю с первого взгляда. С того самого момента, как наши взгляды пересеклись на крыльце подъезда, я волочился за красоткой втихомолочку. Не позволял себе лишнего, но и не скучал в тёплой постельке. Замужняя женщина — табу, неприкосновенный плод на дереве семейного дабрабыта.
«Не ешь его, козлёночком станешь», — увещевает мама с одной стороны комнаты.
«Как аукнется, так и откликнется», — намекает отец на баланс сил в природе с другой.
И только братец мой родимый бормочет в губы:
«На ловца и зверь бежит».
Навязчивость рогоносца вызывала обратный эффект:
«Это ж какой скотиной надо быть, чтобы так с женой обращаться?» — возмущался я, испытывая благородное воодушевление.
Жалость к Васе затмила все другие чувства и прежде всего похоть. Сострадание к заложнице, наложнице ревнивца пробудило гнев праведный.
Уже в следующий вечер я слушал ругань Никифорова не скрывая отвращения.
— Блядунья! Пизда небритая! Кому ты, нахуй, нужна такая? — орал майор. — Что? Хуйло! Пасть закрой!
И потом:
— Да соси ты хуй!
Возня за стенкой продолжалась не меньше часа. Вновь звенели шлепки по голому телу. Вася повизгивала, моля о пощаде, Никифоров матюганился, как сапожник. Судя по животным звукам, он сношал Васю нещадно, не давая передохнуть ни ей, ни себе. Два-три раза за вечер было для него нормой.
Впрочем, я не берусь судить о количестве его оргазмов. Это были сессии, взлёты и падения, начинавшиеся с ругани, переходившие в женские крики. Завершали трагедию неизменно низменно сладкие стоны Васи и дикий рык Никифорова. Потом всё успокаивалось.
Прошло ещё два дня. Моя вечерняя рутина вернулась в привычное русло. Я слушал соседей, как люди слушают радио на кухне, радуясь, что это не здесь и не со мной.
Но вдруг что-то сломалось.
После очередной сессии насилия цепной пёс Никифоров по традиции заворчал на Васю, заботливое журчание её голоска вызвало новую волну агрессии с его стороны, ну ещё бы.
Агонизирующий крик ревнивца разнёсся по подъезду:
— Шалава бездетная!
Он говорил ещё что-то, неразличимое на слух, Вася сопротивлялась, щебетала, как ненормальная.
Я аж подскочил с кровати, забегал по комнате. До сих пор она не срывалась на истерику, не кричала так откровенно.