– Ништо! С седых веков ни единая казацкая слеза в пусто не канула. Попомним атаману кровь Забалуя, Игреньки, черкаса Полухана и иных.
– Попомним!
– Не рука нам, ребятушки, в походе раздор чинить. Стонем, ропщем да тем ропотом гневим и бога и атамана.
– Мы, деда Саркел, так... До поры наши головы и послушны и поклонны.
Кто-то вздохнул, кто-то крякнул.
– Одним грехом, как цепью, сковал нас черт... Было б нам подобру-поздорову на Волгу скатиться...
– А на Дону-то, братцы, ныне благодать!
– Побереги, Афонька, голову. Помалкивай.
– Молчу.
– Мы с тобой давно у атамана как порох в глазу. Услышит – враз сломает тебя, дурака.
– Молчу.
– Заутра бой... И не хотелось петушку на пир идти, да за хохолок потащат.
– Ой, темна ты, могила, во чужой земле...
Приумолкли усачи, приуныли смелачи.
А Ярмак с вожем Ядулкой, забравшись на вершину самой высокой сосны, оглядывали просторы заиртышья. Мотались на ветру прибрежные талы. По угорьям разбегался лес мелкой, сумрачен и дик. Далее расстилалась рыжая степь с плешинами наметенного там и сям снега. Волновались, вскипали под ветром озёра. Далеко по заиртышью двигались в тучах пыли то ли табуны, то ли конные лавы сибирцев.
Закусив конец перевитого первой сединою уса, Ярмак бормотал:
– Сибирь... Орда... Выноси, угодники!
Зоркие глаза степняка Ядулки рыскали по далям, показывал вверх по реке:
– Во-о-о-он Кучумовы юрты и сакли... Водою до города день ходу, конями того меньше... На полдороге живет городок Атик-мурзы, близко за городком стоит Чувашиева гора, а за Чувашиевым мысом в трех поприщах – Искер.
– Берега каковы? – спросил атаман.
– Местом берега голы, местом лесисты.
– Острова и наволоки есть?
– Два острова. Один о бок с городком мурзы, другой пониже Чувашиева мыса.
Ярмак еще раз внимательно оглядел стремя реки, речные завороты и крикнул вниз:
– Поплыли! Мещеряку с сотнею идти передом, усторожливо... По сторонам глядеть остренько.
Караванный, задрав голову, выслушал атамана и опрометью побежал по стану, взметая песок подолом собольей шубы.
– Поплыли!.. Не мешкать там у огней, уху хлебать в лодках на плаву... Сотне Мещеряка идти головною, по сторонам глядеть во все глазы...
Затомошились старшины и есаулы:
– Поплыли, братцы, поплыли!
Казаки разбирались по ватагам, ссовывали лодки на воду и тоже озорно орали:
– Поплыли!
– Водопёх, толкайся!
– Ладь крюки в гнезда!
Из кустов вылетел с ременным поясом в зубах Мещеряк-атаман и, на бегу застегивая меховые штаны, устремился к своей сотне:
– Поплыли!.. Разбирай паруса, крепи парусные подтяги!.. Кормчие, на весла. Пушкари, заправляй пушки картечью!
Полетели струги, подхваченные попутным ветром, запенили простор реки лопастями навесных кормил.
Проплыли плес, другой.
За мыском вдруг открылся городок Атик-мурзы: убогие с плоскими крышами мазанки, крытые лубьем землянки, войлочные юрты.
Мещеряк, что умотал с сотнею вперед, взял тот городок с удара да скоро выбежал на яр встречать дружину. Махал Мещеряк с яру шапкою и орал:
– Жители порезаны, город взят порожний!.. Держи к берегу без опаски!
Тут и заночевали.
Ярмак прихватил с собой есаула Осташку Лаврентьева и отправился с ним на развед под Чувашиеву гору.
По-осеннему стремительно густели сумерки.
Атаман рассматривал берег, примечал места, способные для пищального боя и высадки. В темноте подлезли под самую гору и залегли. Доносило еле слышные голоса, разноладный лай псов, мотались на ветру огни многих костров. Совсем близко, по насыпи земляного вала, шатались дозорные в островерхих шапках.
Раздувая ноздри на волнующие запахи жареного мяса, Ярмак дохнул есаулу в ухо: [136/137]
– Чуешь?
– Угу.
– Баранина...
– Угу...
Атаман глотнул голодную слюну, ляскнул зубами и прошептал:
– Языка мне добудь.