— Не была ли матушка Чэнь крива на один глаз? — спросил Вэй Гу.
— Верно, — ответила жена, — а откуда вам это известно?
— Так ведь это я покушался на твою жизнь, — признался Гу и добавил: — Поистине удивительная судьба!
После этого разговора они стали еще ближе, еще дороже друг другу. У них родился сын по имени Кунь. Со временем сделался он верховным правителем Яньмэня. Мать его получила во владение удел Тайюань и титул «Высочайшей госпожи». Так сбылось предопределение судьбы, и ничто не смогло тому помешать.
Градоправитель Сунчэна, прослышав об этом, дал постоялому двору название «Подворье предсказанного брака».
Гуляка и волшебник
В те годы, когда на смену династии Чжоу пришла династия Суй, жил некий Ду Цзы-чунь.
Молодой повеса и мот, он совершенно забросил дела семьи. Не знал удержу в своих прихотях, проводил время в кутежах и буйных забавах и очень скоро пустил по ветру все свое состояние. Попытался Цзы-чунь искать приюта у родственников, но не тут-то было: всякий знал, какой он бездельник.
В один из холодных зимних дней, оборванный, с пустым брюхом, шатался он по улицам Чанъани. Настал вечер, а поесть ему так и не удалось. И вот, сам не зная, зачем он сюда забрел, оказался он у западных ворот Восточного рынка. Жалко было смотреть на него. Голодный, измученный, стоял он, глядя на небо, и время от времени протяжно вздыхал.
Вдруг перед ним остановился, опираясь на посох, какой-то старик и спросил:
— Что с тобой? Отчего ты все вздыхаешь?
Цзы-чунь открыл ему душу, негодуя на родственников за их бессердечие. Лицо юноши красноречивее слов говорило о его страданиях.
— Сколько ж тебе надо, чтобы жить безбедно? — спросил старик.
— Да тысяч тридцати — пятидесяти, думаю, хватит, — ответил Цзы-чунь.
— О нет, мало! — воскликнул старик.
— Сто тысяч.
— Нет.
— Ну так миллион.
— Нет, и этого мало.
— Три миллиона.
— Трех миллионов, пожалуй, хватит, — согласился старец.
Он вытащил из рукава связку монет и, отдавая ее Цзы-чуню, сказал:
— Вот тебе на сегодняшний вечер. Завтра в полдень я жду тебя у Подворья Персов на Западном рынке. Смотри не опаздывай.
Цзы-чунь явился точно в назначенный срок и в самом деле получил от старца целых три миллиона. Старик ушел, не пожелав назвать ни имени своего, ни фамилии. Исчез, как в воду канул.
А Цзы-чунь, получив в свои руки такое богатство, принялся за прежнее. Казалось ему, что дни невзгод навсегда миновали. Он завел добрых коней, щегольские одежды и с компанией прихлебателей не вылезал из домов певиц, услаждая свой слух и взор музыкой, пеньем и танцами, а делом заняться и не думал. За два года он спустил все деньги.
На смену роскошным одеждам, экипажам и лошадям пришли одежды, экипажи и лошади попроще и подешевле. Лошадей сменили ослы, а когда и ослы исчезли со двора, пришлось ходить пешком. Под конец Цзы-чунь снова впал в прежнюю нищету. Не зная, что предпринять, очутился он у рыночных ворот и хотел было снова дать волю жалобам, роптать на свою судьбу. Но не успел он и двух слов вымолвить, как перед ним словно из-под земли вырос все тот же старец.
— Как! Ты опять умираешь с голоду? — удивился он, взяв Цзы-чуня за руку. — Сколько же тебе нужно на этот раз?
Устыдившись, Цзы-чунь ничего не ответил. Старик настойчиво продолжал спрашивать его. Однако Цзы-чуню было так совестно, что он поблагодарил старика и отказался.
— Ну ладно, завтра в полдень будь на старом месте, — велел ему старик.
Как ни мучил стыд юношу, он все же явился к месту встречи и получил десять миллионов монет.
Пока у него не было денег в руках, Цзы-чунь сурово упрекал сам себя, всячески клялся употребить их с пользой и прибылью, да так, чтоб превзойти прославленных богачей. Но получил он деньги — и все добрые намерения пошли прахом. Соблазны одолели его, и он зажил по-старому. Не прошло и двух лет, как сделался он беднее прежнего и снова пришел, голодный, к воротам рынка. И опять, все на том же месте, он повстречал старика. Сгорая от стыда, Цзы-чунь закрыл лицо руками и хотел было пройти мимо, но старик ухватил его за полу халата.
— Плохо же ведешь ты свои дела! — с упреком сказал старик и, вручая ему тридцать миллионов монет, добавил: — Если и они не пойдут тебе впрок, стало быть, тебе на роду написано прожить в бедности.