Десять с лишним лет спустя один из людей Цуя увидел Мо Лэ на рынке в Лояне. Старый раб торговал лечебными снадобьями и, казалось, за все эти годы нисколько не изменился, выглядел все таким же.
Женщина с мечом
Инь-нян была дочерью полководца Не Фэна, того самого, что в середине годов «Чжэньюань» занимал должность военного наместника в Вэйбо. Когда девочке было лет десять, в дом Фэна забрела, прося подаяния, буддийская монахиня. Инь-нян приглянулась монахине, и та попросила:
— Отдайте мне вашу дочь в услуженье, я многому научу ее.
Фэн страшно разгневался.
— Хоть в кованый сундук ее упрячь, я все равно уведу твою дочь, — пригрозила монахиня.
В самом деле, с наступлением ночи Инь-нян исчезла. Фэн был сильно встревожен и напуган и приказал своим слугам все кругом обыскать и обшарить. Однако нигде не нашли никаких следов пропавшей. И отец и мать пролили немало слез, вспоминая свою дочку. Да только тем все и кончилось.
Прошло пять лет. Вдруг однажды монахиня привела Инь-нян домой.
— Ученье окончено, получай свою дочь обратно, — сказала она Фэну и вдруг исчезла.
В семье и обрадовались и опечалились. Стали расспрашивать дочку, чему же она обучилась.
— Поначалу я все читала сутры да твердила наизусть разные заклинания. Вот, пожалуй, и вся наука, — отвечала Инь-нян.
Фэн усомнился и приступил к ней с расспросами.
— Боюсь, мне не поверят, коли я скажу всю правду. Стоит ли? — спросила Инь-нян.
— Нет, нет, расскажи все, как было, — твердил отец.
— Сколько мы прошли в ту ночь, как монахиня увела меня, я не знаю. Наверно, десятки ли. Только к рассвету пришли мы к большой пещере. Вокруг было тихо, нигде не видно людского жилья, зато множество обезьян и черных мартышек резвилось в зарослях лиан среди сосен.
В пещере уже были две девочки лет десяти, умненькие, смышленые, миловидные. Они никогда не прикасались к пище. В мгновение ока умели взбираться на самую отвесную кручу, лазили по деревьям, как юркие мартышки, и не было случая, чтобы они сорвались. Монахиня дала мне какое-то снадобье в виде шарика и драгоценный меч, который велела всегда носить с собой. Был он длиной поболе двух чи, а лезвие — тоньше волоса. Еще монахиня приказала мне во всем подражать этим девочкам, а им велела научить меня лазать по скалам и по деревьям.
Постепенно тело мое стало легким, как ветерок. Через год я научилась легко и без промаха убивать обезьян, а потом стала нападать на тигров и леопардов. Отрубив им головы, я возвращалась обратно. Через три года я уже летала по воздуху и поражала мечом ястребов и сапсанов. При этом лезвие меча становилось маленьким, не больше пяти цуней. Птицы и не замечали, что меч вот-вот их настигнет.
На четвертый год монахиня оставила двух других девочек охранять пещеру и отправилась вместе со мной на рынок в какой-то незнакомый мне город. Там, указав на одного человека, она перечислила одно за другим все его прегрешенья и после сказала:
— Отруби ему голову, но так, чтоб никто ничего не заметил! Потом вырежь у него печень. Это легче, поверь мне, чем сбить птицу на лету.
Она дала мне изогнутый, как бараний рог, кинжал, шириною в три цуня, и я среди бела дня на базарной площади убила человека, и никто не заметил этого. Спрятав голову его в мешок, я вернулась к своей повелительнице, и она с помощью снадобий превратила отрубленную голову в озерцо воды.
На пятый год она вновь призвала меня:
— Неким важным сановником совершены тяжкие преступления. Многих обидел он без всякой на то причины. Ночью проберись к нему в спальню, отруби ему голову и принеси ее мне.
С кинжалом в руках я сквозь дверную щель проникла в дом и спряталась за стропилами. Дождавшись ночной темноты, я отрубила сановнику голову и возвратилась к себе.
— Что ты так замешкалась? — сердито спросила меня монахиня.
— Я увидела, как тот, кого я должна была убить, играет с сыном, прелестным мальчишкой, и у меня просто рука не поднималась.
— Впредь, если пошатнется в тебе решимость по такой причине, убей сначала того, кого любит приговоренный к смерти, а потом уж прикончи его самого, — сурово приказала монахиня.
Поклоном я поблагодарила ее.
— Я вскрою тебе голову и спрячу в ней этот кинжал, — сказала монахиня. — Он не причинит тебе никакого вреда. Ты всегда сможешь его достать, когда нужно. — Потом прибавила: — Ученье твое окончено, и ты можешь вернуться домой. Наверное, мы встретимся вновь лет через двенадцать, — пообещала она, провожая меня.