Эйнштейн однажды сказал, что тот, кто считает свою жизнь бессмысленной, не только несчастен, но и едва ли способен к выживанию. Действительно, волю к смыслу можно охарактеризовать понятием «фактор выживания», которое ввели американские психологи. Пребывание в концентрационных лагерях Освенцима и Дахау научило меня не в последнюю очередь тому, что выживать в пограничных ситуациях способен скорее тот, кто направлен на будущее, на задачу, которая его ждет, или на смысл, который хочет исполнить. Американские психиатры впоследствии показали это на примерах японских, северовьетнамских и северокорейских лагерей для военнопленных. И поскольку мы говорим о проблеме сохранения мира на земле, нам стоит задаться вопросом: возможно ли, что человечество получит единственный шанс выжить, только если сплотится в выполнении общей для всех задачи, реализуя всеобщую волю ко всеобщему смыслу?
Конечно, это вопрос не только лишь для нас, психиатров, и пока он остается открытым. Однако им необходимо задаться. И сделать это, как мы уже говорили, на человеческом уровне, ведь только там есть воля к смыслу и происходит ее фрустрация. Для патологии духа времени характерно все то, что мы говорили о неврозах и психотерапии личности. Бороться с растущими тенденциями деперсонализации и дегуманизации сможет лишь психотерапия, вернувшаяся к гуманизации.
О чем мы говорили вначале? У каждой эпохи свой невроз, и каждая эпоха нуждается в своей психотерапии. Теперь мы знаем, что только возвращение к гуманистической психотерапии поможет распознать симптомы болезни нашей эпохи и помочь в устранении актуальных проблем. Попробуем ответить на вопрос: можем ли мы дать смысл человеку, который пребывает сегодня в экзистенциальной фрустрации? Впрочем, мы должны радоваться уже в том случае, если его не лишают смысла вследствие приверженности к редукционистской индоктринации. Можно ли создать смысл? Можно ли возродить утерянные традиции или даже инстинкты? Или же прав был Новалис, когда сказал, что обратной дороги к наивности не существует и лестница, по которой мы забрались наверх, исчезла?
Дать смысл человеку означало бы прийти к морализаторству. А мораль в традиционном смысле слова скоро изживет себя, потому что рано или поздно мы заменим моральные категории на онтологические: добро и зло перестанет означать то, что нам нужно и нельзя делать; добром мы будем считать то, что способствует исполнению данного нам смысла, а злом — то, что этому препятствует.
Смысл нельзя дать, его нужно найти. Процесс поиска смысла похож на восприятие гештальта. Еще основоположники гештальтпсихологии Левин и Вертгеймер говорили, что каждая ситуация, с которой нас сталкивает действительность, предъявляет к нам свои требования. Вертгеймер даже приписывал объективность (objective quality) каждому требованию (requiredness), свойственному отдельной ситуации. Впрочем, Адорно тоже заявлял, что «понятие смысла включает в себя объективность по ту сторону всякой человеческой деятельности». Я считаю, что, в отличие от восприятия гештальта, выявление смысла не сводится к восприятию фигуры, которая вдруг бросается нам в глаза на общем фоне. Улавливая смысл, мы открываем возможность на фоне реальности. Эта возможность уникальна. Она не вечна. Но не вечна лишь сама возможность смысла, потому что, если смысл осуществляется, это происходит навсегда.
Смысл следует найти, а не изобрести. Изобрести можно либо субъективный смысл, либо иллюзию, бессмыслицу. Неудивительно, что человек, убегая от ощущения пустоты и будучи не в состоянии найти смысл своей жизни и изобрести его, начинает выдумывать свой субъективный смысл или бессмыслицу. Если бессмыслица может быть разыграна на сцене (театра абсурда!), то субъективный смысл человек порождает, одурманивания себя веществами, в частности ЛСД. При этом есть риск пройти мимо истинного смысла и реальных задач, которые ставит перед нами действительность (в отличие от иллюзии исполнения смысла, которая проигрывается только в голове). В связи с этим я вспоминаю подопытных животных, которым один калифорнийский ученый вживил электроды в гипоталамус. При подключении тока животные испытывали удовлетворение (как от принятия пищи или совокупления); в итоге они сами научились замыкать электрическую сеть, игнорируя полового партнера и реальную пищу, которую им предлагали.