Выбрать главу

Вот примерно три отношения к «бентли» и «барону», которые не то что мои, но понятны и человечны:

1). Убить их на хуй с этой Элеонорой именем трудового народа, «бентли» продать, деньги раздать.

2). Войти в истеблишмент. Чтобы у тебя «бентли». Чтобы бароны искали встречи с тобой.

3). Гуманистический похуизм и полнейшее равнодушие. «А у нас своя жизнь». Вы говорите, что «многого добились в жизни», а нам по хуй. У нас косячок душистый. У нас книжки духовные. У нас секс, драгс и рон-ролл. У нас много чего… от чего жизнь интереснее, чем у вас. Например, у нас в огороде брюква. Или Рождество Христово. И покуда у нас есть интересное в жизни, нас как-то не волнуют «бароны».

Последний подход — самый завидный. Наиболее исполненный достоинства, скажем так. Но и первые два вполне себе ничего. Человечные, скажем так.

Но вот пялиться в чужой успех без желания его порвать, без желания его примерить, и при этом без равнодушия?

Эта марсианская рецепция, прямо слово. То есть я понимаю, как это устроено, но для меня это иномирное.

Между тем страна внимает именно так.

Племя Пылесоса

Когда на крыше дома метровые буквы утверждают «Славу КПСС», это, наверное, не самое разумное и красивое идолище. Но реклама какого-нибудь пылесоса в десять раз больше — это уже идолище запредельное. Почему бы не видеть рекламу так? Как начертания божеств — коим поклоняются? У Пелевина, помнится, было давнее эссе, про «вудуистский характер советской власти». Приколюха такая, что «народ и партия едины» не дурь, а чистая магия. И сами мы племя веселое, и тотемы у нас на пять. Так вот, продолжая логику… катится племя-то. По крайней мере, то племя, которое поклонялось бородатому мужику на полотнище — явно более развито, чем племя, сменившее его на какую-то гигантскую банку с ритуальной жижей. И даже великий «Славка Капээсэс» нес в себе больше антропоморфных черт, чем мобила пять метров на десять, и прочее наше счастье.

Иконка под оконко

Не кажется ли церкви вся эта масса верующих — оскорбительнее атеизма? Вот когда по некоему опросу «80 процентов граждан России назвали себя православными». Они же Бога видят как крышу, очень могущественную, но рассеянную (может быть, потому и не такую чисто конкретную, что шибко всеобщую). Инвестировать в нее с гарантией — хрен ли. Но мало ли? На всякий случай — надо уважить. Этому занес, тому занес, открытку бабе Маше к Новому году — так, чего еще? — богу не занес? — надо исправить. И на бандитскую шею вешается крестик, или там иконка под оконко, и еще помолится надо, чтобы того… Мало ли? Береженого и бог бережет. Я банальное говорю, но вот чего интересно — церковь с этого радуется? С «80 процентов»? Это называется «с худой овцы шерсти клок», или как-то иначе?

Период педофобии

Завести ребенка в современной цивилизации можно лишь по ряду факультативных, местами и девиантных, соображений. Три реальные причины, которые реально сгребали под себя большинство, а не оставляли вопрос на свободную волю, более не работают. Назовем, более не действующих — политическая, экономическая и метафизическая. Относительно них не стоит «проблема индивидуального выбора», ибо культура уже все выбрала за тебя.

То, что мы назвали причиной «политической» — вопрос ценза взрослого. Ну буквально: не имеешь наследника, не мужик. Баба, конечно, тоже не баба. Примерно как сейчас у традиционных народов. Или у древних славян, мало чем отличных в этом разумении от чеченцев. «Детей ты можешь не любить, но мужиком ты быть обязан». Ну а потом, наверное, все-таки любишь. То, что нельзя изменить, проще полюбить.

Причина «экономическая»: в Древнем Риме рожали себе бесправных рабов, которых могли перевести в друзья — по своему выбору, по сумме заслуг (по римскому праву отец ребенка был вправе его убить, не объясняя причин). В традиционном обществе дети — вечные данники. Не потому что «хорошо помогать родителям», а потому такой адат. Ты вечный вассал, так скажем. И внуки твои вассалы. Самое последнее чмо могло чувствовать себя суверенным монархом, просто нарожав кучу деток. Потом уже появились «права ребенка», но экономическая сторона оставалось: работаешь на предков, сколько им надо. Молишься на то, чтобы предки оказались умеренными, не самодурами, ибо спасения от отца и матери самодуров — нет. «Я тебя породил, я тебя и убью».