А ведь, кроме отмеченных Раушенбахом, создавался еще целый ряд на- учных организаций, нацеленных в будущее. Достаточно вспомнить, что в конце 1918 года под руководством Н.Е.Жуковского и А.Н.Туполева был основан Центральный аэрогидродинамический институт, знаменитый ЦАГИ, сыгравший выдающуюся роль в развитии авиации, в том же 1918 году - Государственный оптический институт, в 1922 году под руководством В.И.Вернадского - Радиевый институт и т.д.
Инициатива всегда исходила, разумеется, от самих ученых, но власть с готовностью шла навстречу, все вопросы решались с невиданной быст- ротой. Так, по настоянию Жуковского, научно-технический отдел Высшего Совета народного хозяйства 30 октября 1918 года распорядился начать практическую подготовку к созданию ЦАГИ, а уже 1 декабря 1918 года Положение о ЦАГИ и смета были утверждены заведующим НТО ВСНХ Горбуно- вым, было выделено здание в Москве, Жуковский и Туполев получили на руки все необходимые документы и 20 тысяч тогдашних, невесомых рублей на первый месяц работы.
В последнее время мы так привыкли оплевывать советский период сво- ей истории и идеализировать царскую Россию, что иных читателей, пожа- луй, удивит следующее утверждение: именно советская власть сделала нашу страну великой научной державой. Между тем, это святая правда, которая подтверждается любыми источниками. Предреволюционная Россия вообще не имела сильной фундаментальной науки. Неплохо обстояли дела с гуманитарными дисциплинами и чистой математикой, для которых не требовалось больших средств и организационных усилий. Но уже физичес- кие науки были явно неразвитыми из-за отсутствия дорогостоящей экспе- риментальной базы. Корпус инженеров был весьма квалифицированным, но слишком малочисленным по масштабам страны. Как ни отмахивайся, а ста- новление и подъем науки и техники начались с большевиков, с Ленина.
Молодая советская наука развивалась, хотя и в трудных материальных условиях, но поразительно быстро и уверенно. Оказалось, что сам фено- мен огосударствления науки - при сохранении достаточно высокого уров- ня ее автономии в кадровых и профессиональных вопросах - может не только не препятствовать, но и способствовать успешному развитию. Тем более, что сразу возникло совпадение господдержки науки с традицион- ной устремленностью русской интеллигенции "служить народу". Совпаде- ние, примирявшее многих ученых с революцией, внушавшее надежду, что кровавое безумие осталось в прошлом, а в заботах о будущем страны власть и наука теперь союзники.
И нельзя забывать: одновременно с созданием сети научных организа- ций формировалась система образования, признанная впоследствии едва ли не лучшей в мире. Причем и в этой области самыми либеральными, са- мыми прогрессивными решениями были самые первые. Реформа высшего об- разования, проведенная Наркомпросом под руководством А.В.Луначарского в 1918 году, вводила бесплатное обучение и выборность профессуры. До 1921 года государственный контроль за деятельностью вузов ограничи- вался финансовыми и административными вопросами, не затрагивая ни учебные программы, ни преподавательский состав.
С 1922 года контроль начал распространяться на подбор преподава- тельских кадров и на содержание обучения, но это относилось прежде всего к гуманитарным наукам и экономике. В дела факультетов естест- венных и технических наук, с которыми были связаны основные надежды власти, она в то время почти не вмешивалась. Места, освободившиеся после смерти или эмиграции старых ученых, занимали молодые талант- ливые исследователи, независимо от их идеологических убеждений (так выдвинулся, например, Н.И.Вавилов). Эти молодые профессора принесли на старые кафедры новые идеи и дали мощный толчок развитию возглавля- емых ими научных направлений.
Известный противник советской власти В.В.Шульгин, совершивший в 1925 году нелегальное, как ему казалось, путешествие по СССР (втайне от Шульгина поездке содействовало ОГПУ), писал, что в стране царил поощряемый властями настоящий культ науки и техники. Шульгин увидел в этом прежде всего некую замену отсутствующей политической жизни, от- влечение умов. Конечно, были и заданность, и отвлечение, но главен- ствовали, пожалуй, все-таки преклонение перед наукой, да искренняя, кажущаяся теперь непростительно наивной вера в то, что только комму- нисты, овладев достижениями науки и техники, смогут использовать их правильным образом - для победы нового строя и всеобщего счастья. Как пелось в комсомольской песне двадцатых годов: "Грызи гранит науки, как Ленин завещал! Мозолистые руки задушат капитал!"
Да, в двадцатые уже сформировалось первое поколение советских на- учно-технических интеллигентов, искренне принявших новую идеологию. Их энтузиазм питали вера в социализм и чувство причастности к строи- тельству нового мира. Более того. Среди части этой интеллигенции бы- товало убеждение, что сама революция и даже красный террор необходимы были, в конечном счете, для устранения последних преград свободному научно-техническому прогрессу, что путь гуманной пули можно и должно расчистить пулями свинцовыми.
Не могу отказаться от искушения привести обширную цитату из поэмы Владимира Луговского "Комиссар", написанной в том же 1932 году, ко- гда в Калуге Константин Эдуардович Циолковский развивал свое видение будущего перед Александром Чижевским (о чем Луговской, разумеется, не знал). Итак:
Дальше идет беседа героя поэмы с его другом, Сережей Зыковым, ко- миссаром Чека, который