Любые вихри и взрывы, - порожденные ею самой, - способны лишь не- много замедлить полет гуманной пули, но не отклонить ее в сторону. Пока эти взрывы не достигли степени всеобщего уничтожения, острие ле- тящей пули неизменно будет направлено к бессмертию человека, к пре- вращению человеческого разума в космическую силу, к слиянию Человека и Вселенной.
В свете этой устремленности можно по-иному взглянуть на прошлое цивилизации, на подвижников и мучеников науки. В наши дни, когда ут- робное начало торжествует, большинство людей, даже отвергая марксизм, полностью согласно с его формулами: "бытие определяет сознание" и "движущей силой научно-технического прогресса является общественная потребность". Но, например, астрономическая система Птолемея, создан- ная в начале нашей эры, - неподвижная Земля в центре Вселенной, Солн- це, кружащееся вокруг нее, эпициклы планет, - давала такую точность в определении положения светил на небосклоне, что по Птолемею исчисляли навигационные таблицы до самого конца XIX века. Его система полностью удовлетворяла "общественные", то бишь, экономические потребности. То- гда ради чего трудились и мучались Коперник, Кеплер, Бруно, Галилей? Для экономики и бытия Коперник должен был бы явиться только в начале ХХ столетия. Тогда, когда явился уже Эйнштейн.
Так почему же сознание гениев не только не определяется бытием, но - напротив - нематериальная и с т и н а для них оказывается до- роже ценностей реальной жизни? "Что есть истина?" (Еще один вечный вопрос. Как гласит евангельская легенда, задав его Иисусу, Пилат не стал и дожидаться ответа, сразу вышел.)
Приближение к ответу заключается в словах, часто повторяемых, но обычно понимаемых поверхностно: "Таланты попадают в цели, в которые никто не может попасть, а гении - в цели, которых никто еще не ви- дит". И мы имеем полное право предположить, что в гениях и мучениках науки, в их сознании, характерах, в их устремленности к научной исти- не, с наибольшей силой проявился инстинкт живой материи, устремленной к бессмертию и распространению в космосе.
То же относится и к подвигам нравственности. Человеколюбие, добро- та, бескорыстное подвижничество вызывают насмешки потому, что в со- временном мире они выглядят такими же преждевременными, как в конце XVI века учение Бруно о том, что звезды - далекие солнца и обитаемых миров множество. Но и в том, и в другом случае, преждевременность - кажущаяся. Великих гуманистов - Федора Гааза, Альберта Швейцера, дру- гих знаменитых и безвестных праведников, в конечном счете, вел тот же великий инстинкт. С моралью эгоизма и личной выгоды человечество не только не выживет в условиях бессмертия людей, но неминуемо погибнет на критическом переходе к бессмертному состоянию. Впрочем, это самая трудная тема нашей книги, и о ней мы попытаемся поразмыслить в заклю- чительной главе.
Наука и фашизм
Научно-технический прогресс, разумеется, не признает ни государ- ственных границ, ни национальных и религиозных различий. Однако уже к началу ХХ века наука оказалась в теснейшей связи с конкретным соци- ально-экономическим и политическим устройством общества. С одной сто- роны, необычайно возросло влияние науки на экономику и военную мощь. С другой - неимоверно увеличились масштабы и стоимость разработок. Все это потребовало финансовых затрат и организационных усилий уже не только со стороны заинтересованных предпринимателей, но и напрямую от государства. Огромное влияние на процесс научно-технического твор- чества начали оказывать моральный климат, государственная идеология, политические цели правящих кругов. Зачастую это влияние становится решающим.
Рассмотрим, какие возможности и перспективы создают для науки раз- личные формы общественного строя. Начнем с самой неблагоприятной (но, увы, актуальной) - с фашизма.
В конце 80-х - начале 90-х годов, когда открытая фашистская пропа- ганда у нас еще казалась в диковинку, любопытно было почитывать ко- ричневые журнальчики. Противно, но любопытно: а что е щ е они могут придумать, как попытаются переврать очевидное? Отвадила от такого чтения даже не брезгливость, а скука: всё одно и то же, бесконечное перемалывание нескольких безумных и провокационных идей. (Провокация и безумие, особенно у нас в России, смешиваются в любых пропорциях и неразделимо, как вода со спиртом.)
Полемизировать с фашистскими идеологами, вне зависимости от того, искренние ли они сумасшедшие и платные провокаторы, либо, напротив, платные сумасшедшие и искренние провокаторы, - занятие бессмысленное. Упоминание о них в книге, посвященной судьбам науки, было бы и вовсе неуместным. Если бы не ряд обстоятельств.
Начнем с того, что даже при минимальном знакомстве с нынешней фа- шистской публицистикой, - только по тем фрагментам, которые цитируют в демократических изданиях, - нельзя не обратить внимания на занятный факт: фашисты пытаются выступать в роли защитников и радетелей науч- но-технического прогресса. Стеная по поводу нынешнего развала ("Загу- били русскую военную промышленность, русскую науку, русский кос- мос!"), они утверждают, что только их победа обеспечит возрождение научно-технической мощи страны.
Находятся в нашем научном мире личности (откуда они взялись - во- прос отдельный), увенчанные степенями и званиями, которые поддержива- ют эти крики со страниц коричневых газет. Приводят в подтверждение исторические примеры. То есть, пример у них всего один, зато, на пер- вый взгляд, внушительный: нацистская Германия.
Дело в том, что, начиная с 60-х годов и до наших дней, стараниями некоторых авторов научно-популярных книг, а пуще того - остросюжетных романов и кинофильмов, был создан настоящий миф о якобы грандиозных достижениях ученых третьего рейха, пусть только в сфере военной тех- ники.
Вот основные составляющие этого мифа:
– Немцы имели лучшую в мире авиацию. Они первыми создали и приме- нили в боях реактивные самолеты.
– Немцы создали ракеты "Фау", ставшие прототипом всех последующих баллистических и космических ракет. Без "Фау" и без плененных немец- ких специалистов не состоялись бы ни советская, ни американская кос- монавтика.
– Немцы вели исследования по атомной проблеме и были близки к соз- данию бомбы. Правда, работы продвигались медленнее, чем в США, по- скольку Германия в условиях войны не могла сосредоточить на этом на- правлении таких сил и средств, как Америка. К тому же, сами немецкие физики, настроенные оппозиционно, не горели желанием вручить своему правительству атомное сверхоружие.
Миф о научных победах третьего рейха прочно засел даже в сознании людей старшего поколения. Что касается полуграмотной молодежи конца 90-х, то она, пожалуй, способна поверить любым сенсациям нынешней бульварной прессы, вроде сообщения о космонавтах, якобы посланных Ги- тлером на Марс и только недавно возвратившихся на Землю.
"Научно-фашистский" миф совсем не безобиден. Вместе с другими ми- фами, способствующими романтизации и героизации облика нацизма, он подпитывает идеологию наших доморощенных "наци".
Реальная история существенно отличается от мифа. Третий рейх изна- чально, с момента возникновения, был обречен на проигрыш в научно- техническом состязании со своими противниками. Общество, основанное на ложных идеях и неадекватном восприятии действительности, не может быть эффективным ни в одной сфере деятельности, как не может работать машина, построенная вопреки законам природы, например, вечный двига- тель. Такой монстр способен сделать лишь несколько оборотов, после чего его либо заклинит, либо он развалится на куски. (Другое дело, что за эти несколько оборотов будут искалечены миллионы человеческих жизней.)
Мы не случайно избрали сравнение именно с механическим устройст- вом. Фашизм - при всем своем иррациональном, мистическом мировоспри- ятии - сугубо механистичен, ведь не в последнюю очередь он порождает- ся отчаянным протестом примитивного сознания против непосильной для него сложности жизни. Крик души одного из современных русских нацис- тов, тоскующего по временам средневековья, "когда земля была плос- кой", говорит о многом. Безумная жажда упрощения доходит до логичес- кого предела - стремления к физическому уничтожению всего, что не ук- ладывается в схему "плоской земли". Смерть - предел упрощения, тор- жество энтропии в борьбе с вырывающейся из-под ее власти жизнью.