Андрей Днепровский-Безбашенный
Гуманность
(отряд не заметил потери бойца, и яблочко песню допел до конца...)
Да. Хороши вечера на Оби. Есть такая великая река в Сибири, присутствует, знаете ли, несёт она свои воды в Северный Ледовитый океан через город Новосибирск и туда дальше и дальше к полярным окраинам нашей Родины. Её название начинается после слияния двух рек – Бии и Катуни, так получилась Обь, то есть – обе реки.
А вечера там и вправду прекрасные. Особенно в ясную погоду. Переливается заходящее солнышко над Сибирью-матушкой в отблесках всеми цветами радуги, а иной раз так сильно заблестит и засветится, что дыхание от всей этой красоты захватит и душу вывернет наизнанку. Пройдёт по реке теплоход, как острым ножом разрежет форштевнем реку надвое – как жизнь на прошлое и на будущее, от чего в голове человека иной раз появляются разные мысли. О разном тогда думает человече. О плохом и хорошем, и о таком понятии – как гуманизм, он, например, тоже тогда думает...
Вот и Тимофей Григараж прихромав в своей воздушно десантной форме на высокий берег Оби стоит и любуется всеми этими красотами тоже размышляя о разном. Но хоть он и думает о своём, мысли всё равно сбиваются в сторону, они снова и снова уносят его в прошлое.
Глядя на вечернюю зорьку, Тимофей в который раз тяжело вздыхает... Ведь как мало нужно человеку для счастья, простого человеческого счастья, название которому, наверное, и есть – жизнь...
Он стоит на берегу, опершись на тросточку, и смотрит в даль, пытаясь сосредоточиться и соединить соё сознание с подсознательной основой, потом в мыслях делает паузу, набирает в лёгкие воздух как перед прыжком в воду, нервно курит, желая отвлечься, но мысли всё равно улетают в прошлое. В то самое прошлое, без которого – никому не жить настоящим...
Смотрит на закат израненной и затасканной судами душой, будучи в военной форме без знаков различия, без медалей, да и каких уж там орденов. Да бог с ними с регалиями, главное не это... Главное – что он живой, и ему есть, чем смотреть на всю эту красоту. Ведь человек по своей сути, с одной стороны вроде бы крепкое существо, присутствует в нём такое понятие, как живучесть, а с другой – слабое. Торкни его в нужное место, и всё, и нет его, и поминай как звали...
Произошло это совсем недавно, буквально пару лет тому назад. Если же брать по космическим меркам, то это просто ничтожество, а если брать по земным..., то за пять минут – пятнадцать лет «схлопотать» можно. Но всё равно, кто бы там, что не говорил, а от гуманности в человеческом характере иной раз очень многое зависит. От нее, знаете ли, иногда так много зависит, как по Гамлету: «Быть или не быть, жить или не жить»...
А два года тому назад у Тимофея были совсем другие представления о жизни, а сейчас его совершенно седая голова думала... по-другому.
Тогда Тимофей, воспитанный на добрых традициях, книгах и кинофильмах в отличие от его соратников молодых ребят допризывного возраста, не косил от армии. Несмотря на то, что был перспективным музыкантом – он всё равно стремился на службу. Хотел исполнить свой долг перед Родиной! Он не «откашивал» от военкомата по разным причинам, не отвиливал от службы и убедил своих состоятельных родителей не давать взятки военным чиновникам за «белый билет», а вовремя пошел служить согласно закону о всеобщей повинности, написав рапорт с просьбой отправить его в самые и что ни на есть горячие точки, что и было встречено военными чиновниками – на ура! Самой горячей точкой тогда была Чечня, точнее, её первая военно-полевая компания.
Для него всё обернулось так быстро, что он и сам не заметил, как там оказался. А в то время там такой бардак и раскордаж был, который, наверное, до сих пор сохранился в армии благодаря своей совершенно непонятной живучести.
Моторизированная колонна, в состав которой входил необученный и необстрелянный солдат Тимофей Григараж, полный боевого духа, пламенно вдохновлённый разными замами по воспитательной части, сидел сейчас в кузове бортового военного автомобиля и представлял себе, как он будет «дозачищать» остатки «недозачищенных» незаконных вооруженных бандформирований. Колонна в горах передвигалась долго, бойцы уже порядком устали и измучились. Но вот, наконец-то объявили привал, что бы молодые служивые сходили в туалет, перекурили и вообще размялись, расправили свои затёкшие спины, уставшие ноги с набитыми мозолями в казённых кирзовых сапогах. Тимофей так же, как и его сослуживцы перепрыгнул с автоматом через задний борт машины и ненадолго отлучился в «зелёнку», пардон-с... по тяжелому.
По правилам, когда военная колонна находится на марше, во время привала всегда должны выставлять оцепление. Но то ли оно совсем не было выставлено, то ли было выставлено не совсем правильно, теперь уже для смотрящего на закат Тимофея – было совершенно неважно. Он тогда ненадолго отлучился в кусты присев под колючей Кавказкой густой растительностью и о чем-то глубоко задумался... Вследствие чего потерял бдительность, что и сыграло роковую роль в его жизни.
Он сидел на корточках, поставив автомат Калашникова прикладом на землю, и держался руками за ствол... Как вдруг чья-то огромная волосатая рука перехвалила ствол его автомата. Тимофей сначала ничего не понял, он поднял голову и увидел прямо перед собой огромного бородатого чеченца в военной форме, который тихонько так ему прошептал.
– Нэ говоры ны каму, ны надо... – и с силой вырвав автомат из рук солдата, дал Тимофею в лоб таким ударом, что если бы на его голове не было каски, то мозги просто повылетали.
– Ты зачем сопляк прышол на нашу зэмлу, и мала таго, что с автоматом, ты издэсь ещё и гадишь? – сухо спросил его Чечен под дружное гоготание теперь уже своих сослуживцев.
Потом он врезал прикладом Тимофею ещё раз, от чего солдат не то, что бы опешил, а чуть ли не потерял сознание.
– Мачыть нас прышол? Сматры, как бы тэбя самого нэ замачыли? Отвэчай? Как гаварят у вас в Россые, нах... ты ыздесь, а то мы тэбя сэйчас убъём, молокосос ы оккупант ты проклятый! – грозно надвинулся на него Чечен своей рыжей бородой.