— Тебе не приходило в голову купить хоть рубашку или что-то такое? — спросил он, сворачивая одеяние и засовывая под мышку. — Меньше внимания привлекало бы.
— А с чего бы мне стараться привлекать меньше внимания?
— Ну, драться меньше пришлось бы.
Она только моргнула, не слишком понимая, в чем дело.
— Я хотел сказать — мне пришлось бы драться поменьше. А кроме того, здесь, в королевстве, женщины одеваются в соответствии с цивилизованными приличиями.
— «Цивилизованность» — понятие относительное.
— В смысле?
— В смысле, у кого лучше оружие, тот и начинает всем объяснять, что такое цивилизация.
— А-а…
— Рубашка может загореться, — ответила она, поудобнее перехватывая топор. — Если мы идем убивать дракона, мокрая кожа лучше защитит от огня.
— Мы? Какие еще «мы»?
— Так ты что, не идешь?
— Иду, как же иначе, но я думал, что драться будешь в основном ты. — Нитц кашлянул. — Ну, как обычно.
— Прячешься за спиной женщины, — хмыкнула Мэдди. — То-то твой папаша гордился бы.
— Может, и гордился бы, — сказал Нитц. — Если бы видел, за каким чудищем, ошибочно называемым женщиной…
Спускаясь с холма, Нитц подумал, что эти последние слова были не так уж верны. Папенька уж точно не обрадовался бы, увидев, как он поспевает за размашисто шагающей северянкой. Впрочем, возможная ругань Нитца не особенно беспокоила. Он успел обрасти достаточно толстой шкурой. И больше не обращал внимания на оскорбления и насмешки, густо сыпавшиеся на него от встречных всякий раз, когда Мэдди не слышала. И не могла тотчас дотянуться.
Другое дело, что отец обыкновенно выражал свое недовольство отнюдь не словами.
— Ну так и где последний раз видели этого дракона?
— На западе, если карта не врет, — сказал Нитц.
— Отлично, пошли.
— Так мы все говорим.
Дорога перед ними тянулась вдаль без конца. Через холмы и леса, покрывавшие покинутую богом страну. Позади простирала свою тень церковь отца Шайцена, пряча от Божьего ока постыдно мирные земли. А сверху за Нитцем следил немигающим каменным взглядом его отец.
— Слушай, я понимаю, что вроде как накосячил, но это было добросовестное заблуждение.
Армеция не слушала.
— Ну нельзя же меня за это винить!
Армеция его за это винила.
— Во имя Божьей любви! — простонал Леонард. — Позволь хоть положить этот проклятый валун!
Она обратила на него взгляд, в котором мешались лед и адская сера. Леонард, скрючившись, удерживал на себе обломок скалы. Презрительно фыркнув, Армеция отвернулась и небрежно махнула рукой.
— Разрешаю, — сказала она. — Но только до тех пор, пока не подыщу что-нибудь потяжелее! — И пальчиком указала вниз. — Ленни, положи.
Валун гулко бухнулся наземь. Рыцарь выпрямился, и позвонки щелкнули, становясь на места. Армеция нахмурилась, но причина была не в нем, а в ней самой. Она понимала, что продолжает это делать без какой-либо внятной причины. Он уже успел превзойти всякую боль.
«Ты способна воскресить человека из мертвых, но не можешь вылечить больную спину, — ругнула она себя. — Вполне заслуживаешь костра. — Она потерла плечо. — Ну по крайней мере, хорошего подзатыльника».
— Честно, я вообще не пойму, что ты так разволновалась, — сказал Леонард. Он повел шеей, и та затрещала еще громче спины. — Я всего лишь твоим приказаниям следовал! — Он воздел палец, подчеркивая сказанное. — Закон первый: защищать полукровку.
— А второй?
— Следует за первым.
— Закон второй, — с тихим бешенством повторила она, — гласит: защищай книгу! Поскольку упомянутая полукровка к ней некоторым образом неравнодушна! Кто знает, что они там теперь с ней делают?!
Мысль о том, что нежные страницы сейчас, возможно, листают чьи-то грязные лапы, а крысиные глазки кощунственно обозревают каллиграфически выписанный текст, заставила ее содрогнуться.
«Это в лучшем случае, — напомнила она себе. — Если книгу вообще не сожгли».
— Значит, — сказал Леонард, — надо было тебе проявить больше прозорливости.
— И ты туда же! Готов от меня отвернуться!
— Я-то не отвернусь. Я просто к тому, что это была твоя ошибка.
— Моя ошибка? — Она надула губы. — Значит, я виновата, что меня хотели сжечь на костре?