- За Дориат.
Их призыв изменялся лишь однажды, в том последнем сражении за лесное королевство. Никто не смог бы сказать, с чьих уст он сорвался в первый раз, но именно с ним встретили захватчиков стражи Дориата. С обнаженными клинками и отчаянным криком.
- За Диора!
- За Дориат!
И полегли почти все. Кто в лесах на границе, а кто, вынужденный отступать, в стенах Менегрота. Потому что в том бою сражаться пришлось не с орками и не с гномами, а с собственными братьями, так же искусно обращавшимися с оружием, как и сами синдар. Лишь двенадцать из них пережили устроенную нолдор резню. Еще пятеро погибли в последующие столетия. Двое из этих пятерых – на склонах Роковой Горы.
- Отец?
Наставник ушел, стрелы закончились, и теперь юный принц томился ожиданием.
- Ты хорошо стреляешь, - не разочаровал его Трандуил. Сын засиял от похвалы, немедленно напомнив ему, как сияла его мать, когда ее благодарили за доброту и исцеление. Она помогала не ради благодарности, но вся светилась, когда получала ее. Леголас во многом куда больше походил на нее, чем на отца.
- Я старался, - ответил сын. И, помедлив, признался. – Я думал, ты больше не придешь.
- Почему же? - спросил король, подходя и опускаясь на одно колено. – Кто тебе это сказал?
- Никто. Но я слышу, о чем они говорят между собой. Что ты тоже… можешь умереть. Как мама. И что я тогда буду королем.
Трандуил опустил глаза, чтобы сын не увидел всех отразившихся в них эмоций. Знать бы еще, кому хватило распускать при Леголасе языки. Головы бы поотрывал.
- Отец… Я не хочу быть королем.
- И не будешь, - ответил Трандуил, сумев взять себя в руки и отложить планы по укорачиванию не в меру болтливых языков – фигурально, конечно, хотя, возможно, не помешало бы и буквально – на потом. – Еще очень-очень долго. Потому что это моя корона, сын, и я не собираюсь никому ее отдавать, - добавил он со смешком. – Даже тебе.
Леголас прыснул и повис у отца на шее, заодно огрев его по спине так и не выпущенным из рук луком. Король мужественно смолчал. Решил, что это ему за дело. Эльмирэ была права, когда явилась ему вне себя от ярости.
- Не смей, Трандуил! – почти кричала королева с полными слез серебристыми глазами. Она никогда не повышала голоса при жизни и не разу не приходила к нему после смерти, и поначалу король даже растерялся. – Думаешь, я буду счастлива, если ради меня ты оставишь всех, кто так нуждается в тебе? Я не стою таких жертв. И не перечь мне. Ты и сам знаешь, что это так. Ты не можешь так поступить. Не оставляй нашего сына. Прошу, не губи себя.
А через мгновение уже рыдала в его объятиях, и его пальцы путались в белокурых волосах, а губы были солеными от ее слез.
- Я останусь, если ты так хочешь, - шептала жена, вцепившись в него с таким отчаянием, словно боялась, что иначе он исчезнет в следующее же мгновение. – К чему мне сады Валинора без тебя? Я останусь. С тобой, с нашим сыном. Хочешь? Только скажи.
Ему ничего не хотелось более, чем согласиться. Ответить «да» и знать, что она рядом, пусть лишь едва видимой тенью, лишь дуновением ветра, но всегда с ним.
- Нет.
Он понял, что это был лишь сон, только когда открыл глаза и увидел ползущий по стене луч света. Солнце вставало над лесом, а где-то снаружи с глухим звуком вонзались в тренировочную мишень стрелы. Слишком далеко даже для острого эльдарского слуха, Трандуил скорее почувствовал, чем действительно услышал их.
- Ты отведешь меня к маме? – попросил сын. – Меня не пускают одного. Правда, я хотел принести ей цветов, но… - Леголас растерянно огляделся и развел руками, словно говоря «но цветов теперь совсем нет».
- Пойдем, - согласился король, поднимаясь с колен. Сын немедленно ухватился за его руку. Как будто боялся, что он может передумать. Или что появится какой-нибудь слуга или даже советник и уведет его исполнять королевские обязанности.
- А я видел принца нолдор, - признался Леголас по дороге. Давно хотел, понял Трандуил, но опасался. Догадывается, что гостя в Эрин Галене не жалуют. – Он показал мне, как правильно бросать бумеранг.
Вот только этого не хватало! Новость о том, что рыжий нолдорский мерзавец – нет, мерзавцем он, может, и не был, но Трандуил упорно считал иначе – не только попался сыну на глаза, но еще и успел его чему-то научить, короля не обрадовала. Тем более, что боевые бумеранги всегда были синдарским оружием. И, может быть, еще фалатримским. Но никак не нолдорским. Хотя у этого… принца мать была из синдар, наверняка, она его и научила.
- А у его невесты короткие волосы, - продолжал делиться впечатлениями Леголас. – Вот такие! – показал принц, подняв руки почти к самому подбородку. – Ей с такими удобней сражаться. И они светлые, совсем как у вас с бабушкой. Она сказала, это потому что ее мама была из тэлери. А сама она из нолдор. А тэлери – это ведь тоже синдар, верно?
- Почти, - поправил Трандуил, оставив мнение о принце нолдор и его невесте при себе. Как и о том, что они непозволительно наглым образом успели влезть в его семью, хотя появились в Эрин Галене только вчера. – Тэлери называют тех наших родичей, что на заре времен ушли на Запад вместе с народами нолдор и ваниар. Никто из них с тех пор не возвращался в Эннорат.
- А почему же тогда леди Матариэль вернулась? – спросил сын. Тонкостей браков между эльдар из разных народов он не понимал. – Если ее мама из тэлери. И почему же тогда она сама из нолдор?
- Это значит, что из нолдор был ее отец. Возможно, она последовала за ним. Или за кем-то из своих принцев.
За женихом вряд ли, о его возможном рождении тогда никто даже и не догадывался. Как и о том, что старший сын Феанора всем девам своего народа предпочтет женщину из синдар. Впрочем, возможно, прекрасные девы нолдор просто не захотели себе в мужья однорукого калеку. Но почему тогда дева из синдар захотела? Келебрис не поражала в самое сердце всякого увидевшего ее, как принцесса Лютиэнь, но и в ее красоте не усомнились бы даже лишенные всякого понятия о прекрасном орки Ангбанда. И кого она, спрашивается, себе выбрала?
Трандуилу следовало бы устыдиться таких мыслей, Эльмирэ, помнится, тоже выходила замуж не за прекрасного принца – ни о какой короне тогда еще и речи не шло, а уж о красоте после драконьего-то пламени и подавно, – но это означало бы признать, что они с Маэдросом в чем-то похожи. На что король не согласился бы даже под страхом смерти. Отзывчивость и всепрощение были чертами характера его королевы, но никак не его собственными. Возможно, потому их союз и был столь гармоничным. Эльмирэ смягчала его резкость, а он оберегал ее добродушную наивность, принимая те решения и совершая те поступки, которые были необходимы, но которых она сама принять и совершить никогда бы не смогла. Дай ей волю, она бы всех простила. И за оружие бралась, лишь когда враги не оставляли ей иного выбора.
- Отец, - Леголас резко остановился, заставив его отвлечься от раздумий. – Смотри.
Трандуил поднял голову и тоже замер, пораженный увиденным. На мгновение даже закрыл глаза, чтобы не хлынули неожиданно навернувшиеся слезы, и улыбнулся. По-настоящему, искренне. Как не улыбался ни разу после смерти жены.
На могиле королевы распустились белые цветы.