Ходили слухи, будто эту вису сложил о брате Кнут, в отместку за ссору и постоянные нападки на его-де недостаточную решительность.
Гуннхильд понимала, что Харальд зол и на нее. К ее удивлению, через несколько дней Асфрид сообщила, что младший сын Горма хочет зайти к ней.
– Он все-таки намерен меня утопить? – покашливая, спросила Гуннхильд. – Довести свое дело до конца?
Она уже не лежала, а сидела в постели, опираясь спиной о подушку, одетая в новую сорочку из тонкой белой шерсти, а Унн расчесывала ей волосы.
– Сейчас он выглядит довольно мирно, – успокоила бабушка. – Но я буду здесь и позову на помощь, если что.
Гуннхильд кивнула, и Унн позвала Харальда, ждавшего снаружи. Он подошел к лежанке и остановился, засунув ладони за пояс и глядя на Гуннхильд с высоты своего роста. Вид у него и правда был не такой свирепый и воинственный, как в прошлый раз.
– Здравствуй, госпожа, – спокойно сказал он. – Я слышал, ты поправляешься.
– Но ты убедился, что я не меняю облик и нас было две? – тихим голосом ответила Гуннхильд.
Он пристально смотрел на нее в полутьме покоя, и ей вдруг стало неловко, что она лежит бледная и изможденная, с тусклыми грязными волосами.
– Да, конечно. – Харальд посмотрел на Асфрид. – Дело в том… Еще когда я был маленький, меня сильно напугала одна ведьма. С тех пор я стал заикаться, и я н-не люблю женщин, занимающихся колдовством.
– Мы не занимаемся колдовством. Ничем таким, что было бы неприлично знатным женщинам. Моя бабушка знает руны… и я немного знаю, но это искусство дано самим Одином, и в нем нет ничего дурного.
– Асфрид сделала тебе руническую палочку, я слышал?
– Да, она у тебя под подушкой.
– Вот. – Харальд разжал кулак и положил Гуннхильд на одеяло маленький нож в ножнах, красиво отделанных узорной бронзой – тот самый, что Асфрид потеряла на тропе.
– Где ты его нашел? – ахнула Гуннхильд.
– Шагах в десяти от круга белых камней.
«Теперь ты убедился, что я говорила правду?» – хотела сказать Гуннхильд, но промолчала. Уже то, что Харальд принес нож, доказывало, что он понял свою ошибку.
Харальд помолчал, потом сказал «Выздоравливай» и ушел. Гуннхильд еще долго думала, зачем он приходил. Зачем рассказал, что в детстве испугался ведьмы и с тех пор из-за этого заикается?
Неужели он таким образом извинился?
И еще кое-кто приходил попросить у нее прощения, но более явно. Это был сам Горм-конунг: явился и некоторое время посидел на краю ее лежанки. Дочь его Ингер пришла с ним и села в стороне.
– Не сердись, что я почти согласился испытать тебя как ведьму, – говорил он. – Но я и правда был уверен, что видел твое лицо сорок лет назад. И так оно и было, только я видел твою бабушку! – Он кивнул Асфрид. – Я еще подростком встречал ее на пиру Одинкара-конунга. Тогда она была незамужней девушкой, с такими же рыжими волосами, и лицом ты похожа на нее, будто горошина из того же стручка!
Гуннхильд улыбнулась: ей и другие говорили, что она очень похожа на бабушку, но никто из ее окружения не помнил Асфрид, дочь Одинкара, до замужества. А Горм встретился с ней еще до того, как она вышла замуж за Кнута из рода Инглингов. Она была старше Горма лет на восемь, и сам он в женихи ей не годился, но, надо думать, рыжеволосая Асфрид произвела на мальчика впечатление, которое не изгладилось и сорок лет спустя.
– Ох, все давно забыли мою красоту, а теперь она едва не стоила жизни моей внучке! – вздыхала Асфрид.
– Давно никакая женщина не вносила столько смятения в наш род! – заявила Ингер и встала. – Кнут принял тебя за богиню, Харальд – за ведьму, а мой отец – за твою же бабку!
С этими словами она удалилась.
– Про таких говорят, что они рождены сводить людей с ума, и тебе это удается! – Горм дружески пожал руку Гуннхильд. – Она поправится! Я уверен, что она скоро будет совсем здорова, ведь это сильная девушка. Мой сын Кнут с особенным нетерпением ждет, когда она сможет встать с постели.
И Горм подмигнул Гуннхильд. Означает ли это, что он одобряет увлечение сына и видит в ней хорошую невестку?
Кнут приходил проведать ее каждый день: пел песни, рассказывал разные забавные происшествия. Гуннхильд радовалась ему – лежать целый день в полутемном покое было так скучно! Но порой, услышав скрип двери, ловила себя на мысли: а вдруг это снова Харальд? И тогда ее пробирала дрожь волнения, которое удивляло ее саму. Но он больше не приходил. Хотя, как она знала со слов бабушки и Кнута, его младший брат не уехал в свою усадьбу, напротив, его жена Хлода явилась за ним сюда.