— Що, голопупы бисовы, чули?.. А?.. Хреста на вас не оставять!.. Усе снимуть, шаровар не оставять...
— Постой, Петро, погоди, — тихо остановил его Остап, — дай говорить, ты потом скажешь.
— Товарищи, — продолжал Федор. — По всей Украине ходит немецкий пан, берет мужика за горло, давит железной лапой!.. А где ему противятся — там сжигает целые деревни, расстреливает народ тысячами... Но Украина больше не хочет молчать!.. Украина восстает против врагов!.. По всем губерниям народ поднимается целыми волостями и бьет немцев, выгоняет их со своей земли!..
Федор на миг остановился и стал что-то доставать из узкой складки нательной рубахи.
— Товарищи, я... — сказал он, прищуриваясь, — я вам прочту то, что написал один большевик, — он развернул смятый клочок газеты, — этот большевик товарищ Сталин, комиссар по делам национальностей, лучший друг и сподвижник Ленина. Вот что он пишет: «Против иноземного ига, идущего с Запада, Советская Украина подымает освободительную отечественную войну, — таков смысл событий, разыгрывающихся на Украине...». Понимаете — оте-че-ствен-ную войну!.. Немцы захватили Украину, как семьсот лет назад захватили татары, и так же грабят ее, разоряют, так же убивают, сжигают, берут в плен, превращают в рабов!.. Товарищи, те времена прошли, теперь нас в рабов не превратят, украинский народ отстоит свою свободу, свою землю, свою батьковщину...
Долго еще говорил Федор...
Кончив, он сел на траву, снял фуражку и вытер большим платком вспотевшее лицо. Затем бережно сложил газетную вырезку и тихонько, точно боясь повредить ее, твердыми, плохо сгибающимися пальцами стал вкладывать в узенький разрез кожаного ремня.
Сергунька на миг скрылся между деревьями и сейчас же вынырнул оттуда с жестяной кружкой в руках.
— Дяденька, може воды хотите?
Федор рассмеялся:
— Ох ты, какой догадливый!
И сразу лицо его стало новым, неожиданным. Глаза стянулись в щелки, в углах набежали морщинки, рот растянулся в широкую, добрую улыбку.
Крестьяне окружили Федора — стояли, сидели, лежали на траве. Они засыпали гостя вопросами. Первое смущение от незнакомого человека прошло, И на слова Федора они отзывались крепкими словечками.
— Теперь другой пути нема, теперь тилько бить немца, тай годи!
— Сбросили одно ярмо, а теперь другое дамо надеть? Не бувать цему!..
— Як уси подымемся, то воны так побигуть, що задницы не побачишь.
— Хан воны сказятся, трясца их матери!
Детскими белесыми глазами восторженно смотрел на Федора худой тщедушный пастух Хвилько, брат Ганны. Радостно, как жеребенок, носился по траве, кувыркаясь и играя с лохматой деревенской дворнягой, потерявший свою суровость Сергунька,
Только Остап, опустив над глазами густые брови и зажав зубами люльку, стоял неподвижно чуть в стороне и упрямо о чем-то думал.
— Тут Остап вам кое-что расскажет, — говорил Федор, поднимаясь с земли. — А я поеду дальше...
Внезапно из-за деревьев показалась женская фигура. Даже Остап не сразу узнал в ней Ганну. От бега она раскраснелась, темные волосы рассыпались, расширенные глаза тревожно искали Остапа.
Узнав, она бросилась к нему, с трудом, переводя дыхание, обрывая слова, показывала рукой в глубину леса.
— Ну, стой, передохни... — останавливал ее Остап.
— Воны идуть сюды... Пиленко шлях казав... Зараз отдыхають... Сидять у ветряков... Тикайте, тикайте, воны зараз придуть...
Остап обернулся к подпаску.
— Сергунька, проводи дядьку до Перловки, покажь ему хату Коваля.
Он протянул руку Федору.
— Дуйте полным ходом.
— Ладно. Ежели что — держите связь, как сговорились.
— Добре.
Хвилько уже сгонял стадо. Без крика и хлопанья, тихо бегая за разбегающейся скотиной, он вместе с другими, замахиваясь хворостиной, собирал свое многоголовое хозяйство.
— Гони в Вороний... — тихо заметил Остап.
И в ту же минуту, приглушенно топая мягкими копытами, почти бесшумно, двинулось плотно сбившееся пестрое стадо по узкой лесной тропинке.
На краю поляны, у трех дубов остались только Остап и Ганна. Обняв ее и нежно гладя большой жесткой рукой ее волосы, он неторопливо говорил:
— Мовчи!.. Не плачь... Не так ще заживем... Иди Кривою Балкой до дому... Як сонце зайде — приду до хаты.
Он с минуту следил за быстро удаляющейся фигурой Ганны, спокойно раскурил погасшую люльку и, тихо направившись в глубину леса, сразу исчез между деревьев.
VII
В селе Котлован на обширной площади второй день пьяно шумела июльская ярмарка.