Что сейчас делать?
Оставаться в своем уезде и продолжать борьбу по старым методам — или итти ближе к Курску на помощь соединенным партизанским отрядам, может быть изнемогающим в данную минуту в неравном поединке с немцами?..
«Надо итти к Курску, итти обязательно, — отвечал сам себе Остап, — но денек-другой еще подождать можно».
Однако, выяснилось, что задерживаться здесь — хотя бы на один день — больше нельзя было.
Разведчики, искавшие пропавший обоз, обнаружили серьезные силы немцев и гайдамаков, разъезды которых появлялись то тут, то там на ближних дорогах.
Сергунька, обегавший всю окрестность, в последний день принес важные новости. Стараясь не торопиться, вольно или невольно подражая Остапу, он медленно, с большими паузами, говорил, снижая голос почти до баритона:
— В Воловице — гайдамаки... Цельна рота... в Салтыковке — немецка пехота... В Сидоровке — конница, штук пятьдесят... А може больше. Нас шукают... Всех допрашивают... — Сергунька сделал страшные глаза, понизил голос: — «Кто видел партизан?..» Народ говорит: «Не бачили...» — «А-а, не бачили. Добре!». Тоди шомполами всех подряд... «Теперь бачили?..» — «Ни, не бачили...». Тоди опять шомполами та канчуками... А в Куликовке двух парубков зовсим зарубали... Так на вулице и лежат... Тилько бабы вокруг бегают та плачут.
К концу Сергунька не выдержал и понесся стремительной скороговоркой:
— А на дорогах везде мотаются ихние разведчики. Як псы, кожный кусочек нюхают... До кожного прицепляются... Все выспрашивают... Нас шукают...
И, как всегда, сделал собственное заключение:
— Треба зараз тикать!.. Ночью!.. Бо завтра будет поздно!.. Окружат, в болото загонят!..
Донесения мальчугана полностью подтвердились и другими разведчиками.
Было ясно — надо срочно уходить. Но как? Подкова, прижимавшая партизан к болоту, замыкалась все больше. Прорваться вместе с медлительной пехотой и, особенно, с грузной батареей — вряд ли удастся, а бросать неприятелю артиллерию Остап не хотел.
Не соглашался и Опанас, горячо поддерживаемый всеми батарейцами.
— И пехота не дюже угонится за конниками, одначе же ее не бросаем!.. То же буде и с орудьями!.. Так побежим, що и вас обгоним!..
Больше всех, по обыкновению, горячился Петро.
— Ты вместях с Федором завсегда говорил, що партизаны должны нападать первые!.. Верно?
— Верно! — отвечал Остап.
— Що партизаны должны налетать неожиданно, як снег на голову!.. Верно?
— Верно.
— У Сидорова немецка конница стоит. Вся на майдане... Айда зараз туда!.. В пять минут ее снесем, а батарея и пешие нас будут ждать за селом!..
— И я так думал, — просто, будто речь шла о нестоящем пустяке, сказал Остап. — Зараз выступать!
— Становись!!! — во все горло дал команду Петро. — Стано-ви-и-ись!!!
Через десять минут вышли из лесу.
А еще через десять неожиданно, на резком повороте дороги налетели на соединенный немецко-гайдамацкий конный отряд, спокойно готовившийся к окружению леса вместе с гайдамацкой пехотой, наступавшей по другой дороге.
Партизаны обрушились столь внезапно, что противник как будто не сразу понял, что происходит.
Напрасно краснолицый вахмистр, разрезая воздух блестящей сталью, носился вокруг и надрывисто звал свой отряд, — отряд был скован и беспомощно бился внутри замкнутого круга свистящего, ослепляющего, неустранимо падающего на головы партизанского оружия.
Вахмистр, оторванный от своих, отстраненный стеной неприятеля, решил, видимо, пробить брешь в стене, дать немцам выход из окружения. Он разогнал лошадь и с размаху, злобно рубя палашом, врезался в спины партизан. Но навстречу ему, будто именно его поджидая, вынесся Петро.
Без шапки, с развевающимися волосами, он вылетел из вертящейся массы конницы и вытолкнул оттуда рассвирепевшего немца.
Подняв коня и откуда-то сверху нападая на противника, он старался рубануть шашкой по круглой голове вахмистра, но тот, отмахиваясь длинным палашом, каждый раз ловко увертывался, отлетая вместе с лошадью в сторону. Чем больше горячился Петро, тем ловче увертывался немец, и, наконец, рассвирепев совсем, Петро так резко повернув коня, что упал вместе с ним и, перелетев через голову упавшей лошади, дважды перекувырнувшись на земле, лег почти неподвижным.
Немец бросился к нему, но кто-то из пехотинцев выстрелом из винтовки успокоил его навсегда.
По полю носились потерявшие всадников испуганные лошади, — конники их настигали, поворачивали обратно, гнали на пехотную цепь, и здесь их ловили «жадные на коней» пешие партизаны, в единый миг превращаясь в лихих кавалеристов.