– Это ты про того карфагенца, который со своим измученным переходом через холодные Альпы войском разбил двукратно превосходящую числом армию римлян? – ответил я.
Центурион, слегка помрачнев, все же рассмеялся.
– Царь, сколько же ты еще будешь напоминать мне про мое неосторожное высказывание по отношению к Спартаку?
– Больше не буду. Сегодняшняя победа, это и ваша победа! – обратился я к центурионам, – вы первыми приняли на себя удар лучшей части вражеской армии. Вы, главные виновники сегодняшней победы и передайте это своим легионерам, – закончил я и пошел в сторону цитадели, не замечая, как восторженно посмотрели на меня римляне.
По пути ко мне подошел Ужас.
– Ты куда идешь? – спросил он.
– К себе в покои, спать.
– Что, устал? – проговорил он сочувственно.
– Да.
Тут его глаза загорелись от ярости, и он зашипел.
– А кто будет принимать доклады о потерях, кто будет решать об организации дальнейшей обороны, кто, наконец, проведет обязательный после боя военный совет?
– А без меня нельзя? – ляпнул я и, предупреждая взрыв его возмущения, поспешил сказать. – Да я пошутил. Я как раз шел в цитадель для этого, хотел за тобой послать, чтобы ты собрал вождей и центурионов позвал тоже.
«Назвался груздем, полезай в кузов», – подумал я, вздохнув. Хотя по доброй воле я никем не назывался. Да опять-таки, кто у меня спрашивает? Вон Ужас прямо наехал на меня, чтобы я добросовестно исполнял обязанности хана.
Через час вокруг дастархана собрались вожди и трое римлян. Я сидел также на почетном месте между Иргеком и Иреком. Совет прошел на удивление легко, все больше ели, пили и громко восхваляли меня как полководца, несмотря на то, что буквально вчера они меня также активно называли болваном. Потому мой дальнейший план приняли без особых колебаний и споров.
Доклад сотников был очень обнадеживающим. Все воины были воодушевлены победой, и никто не сомневался, что если не сегодня и завтра, то послезавтра они уничтожат остатки армии врага. Все были уверены, что молодому хану покровительствует Тенгри. Моя беседа с Гаем, как я и рассчитывал, получила распространение, обрастая как это положено, новыми мистическими подробностями.
Китайцы помимо латной кавалерии, лишились почти всей тяжелой пехоты. Больше трех тысяч потеряли отряды легких копейщиков. Были потери и среди арбалетчиков. По моим подсчетам, сегодня ночью было уничтожено почти четверть китайской армии. И эта четверть была ее лучшей частью.
Наши потери были сравнительно небольшими. Легионеры, принявшие на себя основной удар, потеряли меньше двух сотен, среди потерь были и мертвые и раненые. Гунны, атаковавшие китайцев на площади, потеряли чуть больше трехсот всадников. Канглы потеряли только сотню. Среди усуней, гуннов и женщин, находившихся на стенах, потерь не было.
На совете, представили прибывшего сегодня посланника от хана канглы, который сообщил, что в одном дне конного перехода от крепости находится их десятитысячная конница, готовая сразиться с армией врага вторгшейся на нашу землю.
Вожди снова предложили выйти за стены и напасть на лагерь китайцев.
Я вспомнил, что одной из основных причин поражения кочевников в известной мне истории являлась несогласованность действий гуннов и канглы. Еще я вспомнил, что у Чен Тана перед нападением на гуннов в армии была только половина профессиональных воинов из числа регулярной пограничной стражи. А другая половина – ополченцы, набранные из крестьян, проживающих в приграничной провинции. Лучшую часть регулярной армии мы уничтожили и у меня появились некоторые мысли по поводу ведения дальнейших боевых действий. Потому я отверг предложение вождей, заявив:
– Наши воины воодушевлены сегодняшней победой, ханьцы же, напротив, потеряли присутствие духа и потому победа возможна. Но вспомним, что у врага осталось еще почти пять туменов войска. Среди них несколько тысяч самострельщиков и один тумен конных лучников. Да, победить их теперь стало возможно. Я говорю, возможно! Сегодня мы потеряли убитыми триста воинов и еще триста ранены, многие из них, если и выживут, то больше никогда не смогут держать оружие. Даже если мы и победим при помощи канглы, то потеряем в десять раз больше воинов. Тогда с кем мы останемся? Следующий враг возьмет нас уже с голыми руками. И вот, что я предлагаю…
Глава
III
Наместник Ши Дань сидел в своем шатре и принимал доклады своих командиров. Вид у него, как и у всех присутствующих офицеров, был изможденный.
«Уже пятые сутки отряды кочевников окружали лагерь со всех сторон и не дают покоя ни днем, ни ночью. Днем они всегда находятся на видном месте: на расстоянии десяти ли от лагеря. По нескольку раз в день делая вид, что атакуют, не ввязываясь в рукопашную схватку, забросав горящими стрелами, уносятся прочь. Попытка догнать и уничтожить их окончилась неудачей. Трехтысячный отряд конных лучников попал в окружение и был полностью истреблен еще до того, как в помощь к ним подоспела пехота. Но самое ужасное это ночь, когда небольшие группы конных кочевников проникают в лагерь и, поджигая все, что успеют, снова бегут обратно в темноту. После них остаются десятки брошенных ими отрубленных голов без ушей и скальпов. Тогда мы потеряли больше двенадцати тысяч лучших бойцов. Хорошо еще то, что получилось сохранить большую часть арбалетчиков. Только они и спасают нас от общего наступления хуннов. Поэтому они и избрали эту тактику. Потери от наскоков летучих отрядов кочевников минимальные, но создают большое нервное напряжение и выматывают солдат», – мрачно размышлял наместник.