- Господин, сегодня ночью с лагеря дезертировали больше двух сотен солдат, - доложил комендант лагеря, - причем среди них были солдаты из числа дежурного караула. По лагерю расползаются слухи, что хунны свободно пропускают дезертиров и даже дают еду, хотя забирают оружие. Верные нам усуни подтверждают это. Поэтому уверен, что поток дезертиров будет увеличиваться.
- Послы вернулись? - с тяжелым вздохом спросил Ши Дань.
- Да, господин, - ответил наместнику другой офицер, встав со стула, - их снова приняли. Но условия остались теми же - выдача им всего имеющегося у нас оружия, лошадей, знамен и армейской казны. Оставить себе он разрешает только еду, а потом мы можем «катиться на все четыре стороны», так сказал шаньюй хуннов.
- Что это значит?
- Это значит, что после того, как исполним все требования шаньюя, мы можем идти, куда пожелаем, и они не будут чинить нам препятствий.
- Этому не бывать, - закричал наместник, - в поражении виноват Чен Тан! А я не могу вернуться с позором...
* * *
Я проснулся у себя в спальне на мягких корпешках полным сил и в прекрасном расположении духа. Все-таки приятно быть ханом, а ханом-победителем вдвойне. Вчера вечером я выиграл несколько партий у Ужаса в тогыз кумалак. Он сильно ругался, сетуя, что раньше я никогда не мог выиграть его, а потом, хитро прищурясь, сообщил, что теперь начинает верить той болтовне среди кочевников, что сам Тенгри помогает мне. Откуда ему было знать, что я был чемпионом Алматы по этой старинной игре кочевников. Да и благодаря тому, что я родился во времени постоянных арифметических исчислений, я просчитывал наперед все его последующие ходы. А в тогыз кумалаке использовались все четыре математических действия и без этих знаний невозможно было играть. Надо честно признать, что Ужас был серьезным противником, иногда ставя меня на грань, близкую к проигрышу.
А еще за четыре дня до этого, под моим командованием было выиграно еще одно крупное сражение.
Вожди согласились с моим планом круглыми сутками беспокоить небольшими наскоками лагерь китайцев, сменяемым каждые шесть часов четырехтысячным отрядом конницы, благодаря чему мы из осажденных превратились в осаждающих. Тогда ночью я вывел из крепости большую часть армии, оставив для обороны только римлян, вооруженных женщин и тысячу гуннов. Я полагал, что без Чэн Тана, благодаря решительности и таланту полководца которого, удалась победа над гуннами в известной мне истории, армия китайцев быстро разложится, если ее немного подтолкнуть к этому. Китайский наместник, которого Чен Тан силой принудил принять участие в этой военной экспедиции на запад, не обладает и малой толикой воинских знаний и умений плененного нами генерала и потому будет неспособен использовать численное преимущество своей армии.
Я категорически, под страхом смерти, запретил ввязываться «летучему» отряду в рукопашный бой, приказав только обстреливать китайцев небольшими группами с расстояния, тогда как остальные должны находиться с других сторон их лагеря в пределах видимости и представляя постоянную угрозу к нападению.
Как я и предполагал, в первый же день, наместник в ярости бросил в погоню трехтысячный отряд легкой китайской кавалерии за особо удачливыми четырьмя сотнями кочевников, за несколько минут до этого убивших коня под ним и чуть не убивших его самого.
Кочевники бросились наутек, но не в разные стороны, как это происходило обычно, а все вместе в проход меж двух холмов, заманивая туда китайскую конницу. В поднятой степной пыли китайцы не заметили притаившихся за холмами засадные отряды канглы, которые, пропустив врага, ударили им в бока и в спину, не давая возможности отступить. Те четыре улепетывающих до этого сотни, развернув коней, атаковали в лоб. Все преследователи были истреблены в течение часа трехкратно превосходящим числом и умением воинов. Прибывшая на помощь пехота, усиленная арбалетчиками, нашла только трупы солдат без скальпов. О том, что на этом месте за десять минут до этого были кочевники, свидетельствовала пыль на несколько километров.
Все вожди настаивали тогда на уничтожении и этого отряда. Я был уверен в нашей победе. Но не хотел терять бессмысленно воинов в сражении с китайской пехотой, у которой копья были приспособлены для ведения боя с конницей и могли не только колоть, но и стаскивать с коня всадника. Да и арбалетчики изрядно проредили бы мою армию, прежде чем она могла сойтись в рукопашной схватке. По моим расчетам, еще три-четыре дня, и китайская армия, окончательно изнуренная и упавшая духом, не сможет оказать серьезного сопротивления. Поэтому я приказал ждать. Мой авторитет удачливого полководца вырос настолько, что все безоговорочно подчинились. Узнав о первых дезертирах, я обрадовался и распорядился пропускать всех, потому что знал, что информация дойдет через усуней, поддерживающих китайцев, и в лагере поймут, что бежать и остаться живым шансов больше, чем остаться и сражаться с кочевниками, которые уже дважды разбили их. Это сильно ослабит их, и тогда наместнику придется разворачивать свои силы для атаки, в противном случае, через несколько дней он рискует потерять свое численное превосходство.