Только занявшись вплотную изучением вопросов, связанных с происхождением этнонима «гунны» и самих гуннов, автор этой книги начал понимать, почему десятки высокоодаренных ученых посвятили целую жизнь, полную напряженной работы, разрешению данной проблемы, и почему она, тем не менее, до сих пор не решена.
Гунны – народ, возможно, самый известный в мире, благодаря сыгранной ими всемирно-исторической роли (вряд ли найдется на Земле человек, не слышавший о гуннах когда-либо в какой-либо связи!) -, при ближайшем рассмотрении оказываются самым неизвестным из народов. Поскольку, судя по всему, сами «видимые бесы» вряд ли знали, кем они были, на чьем языке говорили, по каким обычаям погребали своих мертвецов. И уж тем более – откуда они пришли и куда вершили свой путь. Даже отдельно взятый гунн, вследствие склонности своей матери к перемещению с места на место, не знал, где он впервые узрел свет этого мира. А у произведенных им на свет детей не было шансов разыскать могилу своего отца. Даже появись у них подобное желание…
Начав наше литературное расследование с рассмотрения письменных свидетельств, мы будем, как, наверное, и все до нас, заинтригованы историей происхождения и появления в Европе гуннов (уже вкратце упоминавшейся нами выше). Историей, рассказанной современникам и потомству уже знакомым нам, получившим римское образование, готским (а если быть точней – гото-аланским, ибо отцом его, возможно, был алан, а матерью – готка) историком Иорданом в «Гетике». Обратимся же к этой истории еще раз, рассмотрев ее в более развернутом варианте. С учетом разных вариантов перевода. И несколько подробнее. История эта сводится к следующему.
Царь готов Филимер, «сын великого Гадариха, после выхода с острова Скандзы, пятым по порядку держа власть над гетами» (т.е. пятый по счету правитель готов после их переправы со Скандинавского полуострова на европейский материк), вступил со своим народом в скифские (в данном случае – аланские) земли. «Там он обнаружил среди своего племени (вариант: среди «этого», т. е. «скифского», племени; вообще-то готский царь должен был знать, так сказать, «по должности», что творится в его собственном племени, и до переселения в скифские земли – В.А.) несколько женщин-колдуний, которых он сам на своем родном языке (лат. patrio sermone) называл алиарунами (haljarunae). Сочтя их подозрительными и опасаясь, что они могут причинить вред ему и его людям, он прогнал их далеко от своего войска и, обратив их таким образом в бегство, принудил блуждать в пустыне. Когда их, бродящих по бесплодным пространствам, узрели нечистые духи, то в их объятиях соитием смешались с ними и произвели то омерзительное потомство (вариант: свирепейшее племя – В.А.), которое жило сначала среди болот, – малорослое, отвратительное и сухопарое, понятное как некий род людей только в том смысле, что обнаруживало подобие человеческой речи» («Гетика»). Вот эти-то гунны, созданные от такого корня, и подступили к границам готов. Возникший таким образом свирепый гуннский род, как сообщает историк Приск, расселившись на дальнем берегу Меотийского озера, не зная никакого другого дела, кроме охоты, если не считать того, что он, увеличившись до размеров племени, стал тревожить покой соседних племен и народов коварством и грабежами. Охотники гуннского племени, выискивая однажды, как обычно, дичь на берегу внутренней Меотиды, заметили, что вдруг перед ними появился олень (в другом, упомянутом в начале нашей книги, варианте: лань), вошел в озеро и, то ступая вперед, то приостанавливаясь, представлялся указующим путь. Последовав за ним, охотники пешим ходом перешли Меотийское озеро (Азовское море – В.А.), которое до сих пор считали непереходимым, как море. Лишь только перед ними, ничего не ведающими, показалась скифская земля, олень (лань) исчез(ла).
Самым любопытным в приведенной в нашем пересказе части написанной на латыни «Гетики» представляется, несомненно, употребленное Иорданом в латинском тексте своего сочинения готское слово «алиаруна» (вариант: «галиурунна») – «колдунья», «ведунья», «кудесница», «ведьма», «волшебница». Со временем превратившееся в немецком языке в «альрауну» и игравшее столь важную роль в мире сказок и фантазий германоязычного мира. Начиная с императора-оккультиста Рудольфа II Габсбурга и кончая Гансом Гейнцем Эверсом – автором нашумевшего романа «Альрауна», послужившего основой для не менее нашумевшей одноименной экранизации.
Разумеется, можно по-разному относиться к Иордану. По-разному оценивать ценность и достоверность сведений, приводимых в его «Гетике». Вот, для сравнения, две оценки готского историка.
«Особое значение, придававшее высокую цену его «Истории готов» («Гетике» – В.А.), заключалось в том, что он пользовался памятниками народной поэзии и, применяя их для своих целей, не только сохранил для нас целый родник народного творчества германского племени, но показал, как важен такого рода источник для истории народа… Славу Иордану создал его первый труд («История готов»). В нем мы имеем дело с горячим патриотом-варваром, который, хотя весьма сносно владеет латинским языком, кое-как знает классиков, но презирает все римское. Он имел целью возвеличить готов…» (Н.А. Осокин).