Ведь какие только мысли
Не всплывают по дороге!..
А кибитка едет дальше.
В той кибитке бледный, пыльный
Юноша — черты такие
Каждый видел, вероятно,
На Кипренского портретах.
Кто он и куда он едет?
Неизвестно. Ведь в начале
Девятнадцатого века
Не узнаешь из газеты
Про декабрьское восстанье.
Разве только под дугою
Однозвучный колокольчик
Пробренчит о том невнятно…
Вы б могли понять, наверно,
Ощущение минуты:
Смесь тревоги с любопытством, –
Если в тишине домашней
Вы романс про колокольчик
Напевали потихоньку
(Так всегда среди уюта
Тянет в дальнюю дорогу),
И внезапно перед домом
Настоящий колокольчик.
Прозвенел. Остановился.
Слышен голос: «Барин дома?»
И тогда в окно увидеть
(С той же смесью любопытства
И тревоги непонятной)
Незнакомую коляску.
А потом, спиной к лакею,
Произнесть: «Я принимаю».
И вошедшему в покои
Объявить хозяйски чинно:
«Мужа нету. Он в отъезде».
А потом добавить просто:
«Я вас знаю. По рассказам».
Вы б могли понять, наверно,
Как заманчиво в гостиной,
Сумерек не замечая,
Слушать, затаив дыханье,
Новый звук рассказов новых
И украдкою из кресла
Подмечать своеобразье
Новых жестов, новых взглядов;
И, боясь еще признаться,
Видеть близость в незнакомом.
(Где я слышал этот голос?
На пирушках «Арзамаса»
Средь мундиров, синих фраков
Ямбами перебивал он
Пунша треск и звон бокалов?
Или в бункере Берлина
Спрашивал меня серьезно:
«Пережить — и что же дальше?»)
«Снег и ветер, снег и ветер.
Снег на шапках, на цилиндрах,
На мундирах, на тулупах.
Петр Великий руку поднял,
Защищаясь от снежинок,
А они танцуют в вихре
И коню щекочут щеки.
Ветер снегу помогает,
Ветер шелестит плащами,
Крутит перья треуголок.
И теперь еще я помню
Только снег и только ветер.
Остальное — как в тумане:
Ожидание без цели
И рылеевские речи,
Милорадович… Каховский…
Никому не нужный выстрел.
А потом — смятенье, залпы,
И на льду, как точки, люди
Мчатся, падают и тонут.
Медный всадник, им вдогонку
Гневно протянувший руку.
Так бездарно получилось…
Дальше все неинтересно:
Как допросы, как судили,
Как, прощался, надевала
Мать на шею мне иконку,
Как бежал, сюда приехал,
Как дорогой пели птицы.
Но одно доныне гложет:
Так бездарно получилось.
Понимаете, как трудно?
Вы б могли понять, наверно…»
И свечи заплывший столбик,
И внимательные брови,
И картина в круглой раме
(При свече не видно, что там),
И кольцо на пальце бледном.
«Вам понятно?» — Мне понятно.
«Вы согласны?» — Я согласна.
3
На заре туманной юности
Всей душой любил я милую…
Часто в жизни, как в романах,
Первый взгляд решает дело.
Если б требовалась схема,
Я б сказал: совсем глубоко
Где-то — может быть, и в сердце –
От внимательного взгляда
Остается след неясный,
Вроде шрама иль укола.
Там-то все и возникает,
Там растет, пускает корни,
Наливается и зреет.
Наконец, когда созрело, –
Очень долго ищет слова.
Сразу слова не подыщешь.
Вот меня ты уверяла,
Будто все на свете просто.
Если б знала ты, как долго,
С замыслом уже готовым,
Полному и строк и звуков,
Надо мысль, мечту и память
Напрягать до отупенья,
Примерять и сомневаться,
В лупу наблюдать за словом,
Как Адам, искать названья
Для вещей, для безымянных,
И бродить по переулкам,
И не знать, в каком обличье
Наконец предстанет образ.
Вот он на траве пестрящей
Развалился, смотрит в небо.
Вырази единым словом,
Что вокруг него творится —
Точным словом, звонким словом,
Не каким иным, а этим:
Как голубизна струится.
Как по капле жар крепчает,
Как с пронзительным жужжаньем
Синяя промчится муха,
Как трава в изнеможенье
Поникает или сохнет —
И беззвучно просит влаги.
Как опишешь эти злаки,
Этот горький одуванчик,
Эту клейкую смолянку,
Одинокий подорожник?
Шелестят, лучи вбирают,
Распускаются и пахнут;
Между стеблей копошатся
Пауки, жуки, стрекозы,
Муравьи, улитки, пчелы,
Черви, гусеницы, мошки —
Стерегут и убегают,
Ползают, летят, стрекочут,
Роются, сосут и тащат.
Белый мотылек порхает, —
Просто так, без всякой цели;
То сверкнет на глади неба,
То на легкий лист присядет.
То опять над ярким лугом
В странном, ломаном полете
И как будто насмехаясь
Над симметрией, над смыслом.
Так бы жить: не по кратчайшей,
По прямой, логично, ясно,
Устремлено, со значеньем,
От осины до березы,
За каким-то важным делом,
Уважаемым, солидным, —
А причудливым зигзагом,
Самому себе нежданным.
Он следил полет капризный…
Что он думал? Я не знаю.
Вспоминал, быть может, локон,
Черный локон у хозяйки, —
Тот что справа, возле уха, —
Как завит и чем надушен,
Сколько волосков отстало,
Не желая закруглиться.