Вошел генерал Обручев, склонился над картой. В другой комнате стучал телеграф. Начальник штаба перешел к телеграфу.
— Есть сведения, что Волынский полк вступил в Панагориште? — спросил Милютин.
Обручев нахмурился:
— Да, ваше превосходительство, но не полку надо быть там, а всей колонне генерала Криденера, как предусматривали, и, не мешкая, преследовать Шакир-пашу. Упущением Криденера не преминет воспользоваться Сулейман… Я понимаю генерала Гурко, условия не идеальные, но у него гвардия, цвет нашей армии.
— Император ожидает решительных действий в районе Татар-Пазарджика. В этом его заверил главнокомандующий.
Обручев укоризненно покачал головой:
— Заверения еще не означают окружения неприятеля. При таком продвижении наших колонн Сулейман-паша оторвется от армии Гурко и уйдет к Адрианополю, где сегодня полным ходом ведутся строительные работы.
— Я посоветую великому князю учесть эти замечания, но прошу понять меня, приказать главнокомандующему выше моих возможностей. Когда император прибыл в Кишинев, то сразу оговорил, что ни он, ни я как военный министр в оперативные дела Дунайской армии вмешиваться не будем.
— Возможно, государю и не следует, но вам, Дмитрий Алексеевич, при таком главнокомандующем, тем паче при начальнике штаба Непокойчицком, отстраняться от решения вопросов, от коих зависит, как скоро мы закончим турецкую кампанию, не следовало бы.
Милютин насупил брови, отчего стал похож на обиженного мальчика.
— Не забывайте, главнокомандующий родной брат императора.
— То и прискорбно при полководческих способностях великого князя.
— Князь Горчаков докладывал государю об усилении агрессивности англичан в связи с нашим продвижением на Балканах. Меня, как военного министра, тревожат не только военные крейсера Британской империи, какие могут появляться в проливах, но и возможный альянс англичан с австрийцами, что на руку и пруссакам.
— Тем паче это требует от генерала Гурко решительного продвижения к Адрианополю. А австрийцы бряцают оружием с той поры, когда мы появились на Дунае.
— Убежден, когда замолкнут пушки, дипломаты, усевшись за стол переговоров, дружно набросятся на нашего министра иностранных дел. Каждая из держав постарается урвать для себя лакомый кусок.
— Ну, вас, ваше превосходительство, упрекнуть будет не в чем. Мы выполнили миссию, дали свободу болгарам.
— Естественно. Однако историки трактовали и будут трактовать Историю, как угодно политике. Они, заверяю вас, постараются найти криминал у России. Наше внешнеполитическое упущение в том, что мы еще до начала военных действий видели лишь одного противника — Османскую Порту, но забывали Британию, коя постарается использовать турецкую армию для ослабления России, дабы умалить влияние российское на Кавказе и в Туркестане. Всем нам понятна воинственная речь Биконсфилда на банкете в Эймстери за год до нашей кампании. Биконсфилд откровенно призывал к крестовому походу против России. Однако мы к этому отнеслись благодушно, как к лепету малого ребенка.
На Рождество полковой священник отслужил молебен, преображенцам преподнесли по чарке, и хотя полк был на марше, кашевары приготовили горячую пищу.
Поел Силантий Егоров сытно, силы прибыло. Повеселели гвардейцы, да и что ни день, все ближе конец войны, турки отступают к югу, преображенцы преследуют их неустанно. Идут протоптанной дорогой, а вокруг намело высокие сугробы.
— Сичень зиме середка! — говорят солдаты. — Снегов надуло, знать, к урожаю хлебному.
— С января отелы радуют душу. Бывало, телка еще мокренького внесешь в избу, он ножки разомнет, трясется, а детишкам в радость.
— Эх, тоска-кручина, крестьянские страдания…
На пятые сутки подступили преображенцы к Татар-Пазарджику.
— Видать, жаркое дело будет, — решили гвардейцы. — Эвона, все наши до кучи собираются.
Свернули преображенцы в сторону, в заснеженное поле, устроили бивак побатальонно. Достали из вещевых мешков нательное чистое белье, за неимением бани растерлись снегом и переоделись.
— На суде Господнем солдат российский телом и душой по всей форме чистым стоять должен…
Многими дорогами подтягивались к Татар-Пазарджику колонны отряда генерала Гурко, стремились окружить турецкую армию…
Предугадав намерения Гурко, Сулейман-паша ночью отвел войска к Адрианополю.
Угрюмо наблюдал Сулейман-паша, как табор за табором проходили мимо него войска. Нет, никогда не думал он, привыкший к победе и славе, что доживет до такого поворота — видеть, как бегут его аскеры. Его, Сулеймана, армию гонят, подобно стаду баранов.