Перевод дается с трудом, и кажется, будто ее бионические и механические компоненты расшатываются под воздействием вибраций, которые не существуют нигде, кроме как внутри нее самой, но все заканчивается довольно быстро, и дальнейших осложнений не возникает. Еще десять минут она сохраняет бдительность, но все остается так, как должно быть, и она не слышит из камеры ничего, что свидетельствовало бы о том, что остальные обитатели судна поддались трансляционной болезни и пытаются убить друг друга.
Во всяком случае, не больше, чем раньше.
Гриза готовится к отдыху. Хотя ее биологический мозг усилен и дополнен кибернетическими усовершенствованиями, для оптимального функционирования ей все равно необходим полноценный сон. Что-то подсказывает ей, что ей понадобятся все ее способности, если она хочет выжить в условиях нового существования.
Она переводит три других кастеляна в режим часового, чтобы они немедленно разбудили ее предупредительным сигналом, если кто-то приблизится, и в случае чего вступили в бой и уничтожили. Она также устанавливает резервный режим, который в любом случае разбудит ее через четыре часа, чтобы переключить протоколы перезарядки и дать возможность двум другим занять свои места.
Затем, не без отголосков того, что она распознает как трепет, Гриза Даллакс отключает свой мозг.
Три
Корабль «Призрак Разрушения» служил флагманом Гурона еще до того, как Империум предал его, и он знает его так же хорошо, как и оружие, которое он носит. Конечно, со временем корабль изменился, и теперь никто не сможет принять его за имперское судно. Аквилы были срублены или сломаны, символ Астральных Когтей — огромная кошачья голова — закрашен черным когтем Красных Корсаров, а восьмиконечная звезда Хаоса нацарапана тут и там, в честь богов, которым он теперь служит.
Как и следовало ожидать, изменился и персонал. Опрятных членов экипажа, которые были на корабле во времена Империи, больше не видно, но это не значит, что Призрак теперь заполнен безрассудными и безумными. Быть офицером на мостике — значит находиться в поле зрения самого Гурона Черное Сердце, и, хотя это должность, на которой редко допустимы неудачи, она обладает авторитетом и некоторой степенью безопасности. Многие из тех, кто до сих пор управляет ауспексами, воксом, оружием и т. д., были сервами Ордена Астральных Когтей до того, как их хозяева отвернулись от своих прежних лояльностей. Верность смертных менялась, когда менялся их Орден; от тех, кто этого не делал, быстро избавлялись.
Несмотря на все изменения — резные черепа, спускающиеся с шипов; ритуально изуродованную шрамами кожу смертных и клыкастые шлемы терминаторов-хускарлов Гурона; сам воздух с вечным привкусом человеческой крови; бесчисленные мелкие мутации; тот факт, что некоторые члены экипажа теперь приварены к своим станциям с помощью сплава плоти и металла, пронизанного нечестивой энергией варпа, — на мостике Призрака не царит свобода действий. Гурон требует эффективности и послушания, и он их получает. При всех сделках, которые он заключил, Кровавый Грабитель не потерял себя, и он не позволит своим последователям поддаться.
Многие смертные пытались использовать силу Хаоса в своих целях, и большинство из них были погублены своей гордыней. Гурон Черное Сердце по-прежнему балансирует на острие бритвы, не слишком приверженный ни одной из Губительных Сил, но в то же время пользующийся их дарами. Для любого из богов он мог бы стать достойной добычей, но он слишком хитер, чтобы попасться в ловушку — по крайней мере, пока.
Тем не менее он не может позволить себе стать слишком самоуверенным.
— Повелитель? — раздается голос в его личном воксе. Это Графл Скарвьельссон, бывший Космический Волк, который не мог смириться с узами верности и долга, сковывавшими его по воле Повелителя Волков и не позволявшими сражаться по собственному усмотрению.
— Говори, — отвечает Гурон. Скарвьельссон — один из воинов, охраняющих мощные взрывные двери, через которые можно попасть на мост. Гурон подозревает, что он знает, в чем дело. — Здесь жрец Механикус с пятью боевыми роботами. Она одна из наших?
— На данный момент, — отвечает Гурон, улыбаясь про себя. — Желает ли она войти?
— Так она говорит.
— Тогда позвольте ей это сделать.