Закончив говорить, благословенный гуру дал понять, что интервью закончено. Он попросил принести миску рису и немного чаю и пригласил господина Миллера разделить с ним эту скромную трапезу. Затем в качестве сюрприза рис и чай подали всем присутствовавшим, так что все удостоились высокой чести разделить трапезу вместе с нашим учителем.
Это было блестящее интервью, господин Миллер превосходно изложил его на бумаге, и через некоторое время мы получили его в напечатанном виде от одной из американских газет. В статье был портрет гуру, правда, не очень точный, хотя надо учесть то прискорбное обстоятельство, что гуру всегда плохо выходил на фотографиях[24].
Пандит Рей предложил послать экземпляр интервью вице-королю[25] с просьбой переслать текст его величеству государю императору[26].
ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ
Гуру вернулся с Кумбхамелы примерно за три недели до моего двадцатипятилетия. Пандит Бишма Рей пожелал сопровождать учителя, и в его отсутствие мне пришлось несколько недель проводить занятия с его учениками в местной школе. Мне хорошо запомнился случай, как однажды утром малыш Бабу вознамерился приехать в школу на белой корове своего отца и свалился с неё прямо у школьной двери. Помню, как я накладывал ему шину на запястье. Так Бабу стал первым пациентом в моей медицинской практике.
Вернувшись в ашрам после длительного паломничества, гуру пребывал в прекрасном расположении духа. Путешествия были его страстью, и он не раз говорил, что духовный опыт Кумбхамелы и замечательные люди, с которыми ему доводилось встречаться в пути, удесятеряли его силы и добавляли годы к его жизни.
Как-то рано утром, за несколько дней до моего дня рождения, к нам прибыл начальник местной почты с важным на вид письмом в большом конверте для гуру. С интересом читая письмо, учитель несколько раз одобрительно кивнул головой и чему-то про себя улыбнулся, а затем внимательно посмотрел на меня поверх своих очков в золотой оправе. Я буквально сгорал от любопытства, но он промолчал, так ничего и не объяснив, а мне было не совсем удобно задавать ему лишние вопросы. Я знал, что он, когда сочтёт нужным, сам заговорит об этом.
Несколько раз гуру вызывал к себе на совет Чандру Боза, который по-прежнему жил вместе с нами; заметив мой повышенный интерес к их таинственным совещаниям, он украдкой шепнул мне, что наш учитель намеревается устроить приём в честь моего дня рождения. Ну что, как не потрясение, я мог испытать при мысли, что такой великий человек решил посвятить своё время и силы столь скромной цели. Но Чандра Боз поспешил заверить меня, что вся эта затея доставляет гуру огромное удовольствие.
День моего двадцатипятилетия я запомнил на всю жизнь. Стояла прекрасная погода, и гуру решил устроить праздник на открытой площадке прямо перед полуразрушенной аркой, около которой он любил сидеть. С самого утра начали собираться друзья со всей деревни. Кто-то принёс фрукты, кто-то сладости, а челы приготовили целую гору ароматного шафранного риса в огромном железном котле, в котором мы каждый день варили себе еду. В числе приглашённых было несколько важных пандитов, а отец малыша Бабу в благодарность за мою помощь сыну, сломавшему себе запястье, сумел внести свой вклад в торжество. Он пригласил трёх прекрасных музыкантов из местных жителей, среди которых была одна пожилая женщина, совершенно слепая, что, однако, не мешало ей превосходно играть на вине. Начало торжественного обеда было назначено на четыре часа пополудни, а незадолго до трёх Чандра Боз зашёл в маленький домик, где я жил, чтобы объявить мне, что гуру приглашает меня в ашрам.
После того как я уселся в углу белой подстилки в нескольких футах от моего благословенного учителя, он медленно надел очки и, открыв стоявшую с ним рядом шкатулку, достал оттуда большой конверт с письмом, которое принёс ему почтальон в начале недели.
24
... гуру на фотографиях — видимо, в газете поместили фотографию, сделанную в другое время, так как на фотографиях, сделанных Миллером, гуру не было.