Прямо на глазах у Анджело произошло странное событие. Несколько телег пересекли площадь. Выезжая с улицы, идущей мимо церкви, они в какой-то момент оказывались прямо под тем местом, где находился Анджело, так что он мог видеть весь их страшный груз. Доехав до этого места, одна из телег остановилась, так как человек в белом, который вел лошадь под уздцы, вдруг упал; он корчился на земле, путаясь в своем белом балахоне, а его спутники смотрели на него, не приближаясь. Вдруг один из них тоже упал, испустив только один, но очень пронзительный крик. Третий хотел бежать и уже подбирал свой балахон, когда ноги у него вдруг подкосились, словно он споткнулся о невидимое препятствие, и он вытянулся, уткнувшись лицом в землю, рядом с двумя другими. Лошадь отгоняла хвостом мух.
Эта дерзкая атака смерти, эта молниеносная победа, близость поля битвы, находившегося прямо у него перед глазами, потрясли Анджело. Он не мог отвести глаз от трех белых мужчин. Он все еще надеялся, что, немного отдохнув, они встанут и продолжат свою работу. Но они по-прежнему смирно лежали и не двигались, кроме одного, который конвульсивно дергал ногами, будто брыкаясь.
По улицам и переулкам все так же ездили телеги. Пронзительные либо умоляющие крики женщин, душераздирающие вопли о помощи мужчин доносились со всех сторон. А в ответ — только громыхание телег по мостовой.
Наконец одна из них выехала из соседней улицы на площадь. Люди в белом подошли к своим распростертым товарищам, ногами перевернули их, затем погрузили на телегу, взяли лошадь под уздцы и снова двинулись в путь.
Густой рой мух кружился над оставшимися лежать на солнце трупами. Мух привлекала вытекавшая из-под них жижа.
Анджело сказал себе: «Здесь нельзя оставаться, тут все заражено. Испарения поднимаются вверх. На эту площадь выходят все улицы. А она и сейчас уже усеяна мертвыми. Нужно уходить. Наверняка в городе есть менее зараженные кварталы, или же через три-четыре дня здесь никого не останется в живых. Кроме меня, тут наверху. Да и то, кто знает?»
И он отправился в путешествие по крышам. Его больше не пугали внезапно разверзавшиеся перед ним бездны внутренних дворов. Другое головокружение одолевало его. Он даже совершенно спокойно спустился по очень крутому склону крыши за сапогами, которые уронил той ночью, когда его мучили кошмары.
Он быстро обошел те крыши, по которым можно было передвигаться. С западной стороны ему мешала двинуться дальше площадь; на востоке путь преграждала довольно широкая дорога. На юге — еще одна улица, не только широкая, но и с очень крутыми крышами, на севере — узкая улица. Он спросил себя, а не лучше ли спуститься по какой-нибудь внутренней лестнице прямо на улицу. «Ну и что дальше? — сказал он себе. — Если даже допустить, что у тех безумцев, которые преследовали меня, есть сейчас другие заботы, хотя я в этом не уверен, я же вляпаюсь в самую заразу». Ему казалось, что весь город внизу под ним разлагается. «Нужно все — таки постараться выбраться из этого квартала».
Он ходил по крышам точно так же, как по ровной земле. Он бы очень удивился, скажи ему, что у него такая же бессознательно-небрежная походка, что и у девчушки в юбочке с оборками. Колокольня, ротонда, стены, волны крыш были для него деревьями, рощами, изгородями, холмами новой неизвестной земли. Темные провалы внутренних дворов были всего лишь лужами, на которые не надо было смотреть; улицы — речками, на берегу которых следовало остановиться.
Это не было ни забавным сном, ни горькой тайной, не поддающейся разгадке. Сейчас хитрость здесь была бесполезна, оставалось только смириться. Она могла понадобиться позже, когда возникнет новый порядок вещей с новыми правилами игры. Когда стираются границы между реальным и нереальным, когда ни в том, ни в другом нет нужды, то сразу же, вопреки всем ожиданиям, возникает ощущение, что стены тюрьмы сжимаются.
Анджело смотрел на переплетение крыш и стен, похожих на обрушившиеся строительные леса, когда вдруг увидел в обрамлении слухового окна человеческое лицо с черным пятном широко открытого рта. Прежде чем он осознал реальность этого видения, он услышал пронзительный крик. Он стремительно скрылся за большой трубой.
Совершенно невидимый, он находился в двух или трех метрах от слухового окна. Он услышал гул испуганных голосов, повторявших: «Она его видела! Она его видела!» Тот же голос продолжал стонать: «Он здесь, он идет, он над нами!» Послышался топот, потом чуть более уверенный мужской голос спросил: «Где? Где он? Где ты его видела?»
Сквозь щель между двумя кирпичами Анджело мог разглядеть слуховое окно. Из окна показалась рука с вытянутым пальцем, указывающим куда-то наверх: «Там, наверху! Господи! Мужчина с большой бородой!» Потом крики возобновились, и Анджело услышал топот бегущих по лестнице ног.
Анджело не сразу вышел из-за трубы. Потом, проскользнув за высокими коньками крыш, вернулся под прикрытие аркбутанов.
Наступил вечер. Анджело решил во что бы то ни стало перебраться на крыши другого квартала.
Северная улица была действительно очень узкой: метра три, не больше, а в одном месте, где выступали карнизы, даже еще уже. Если иметь доску, а лучше приставную лестницу, то можно без труда перебраться на ту сторону. Он вспомнил о лестнице, которая соединяла галерею с последней площадкой в доме, где он взял съестные припасы. Воспользовавшись остатками дневного света, он пошел посмотреть, можно ли ее вытащить без особого шума. Она была не закреплена. Он слегка потянул ее, чтобы выяснить, не слишком ли она тяжелая. Она оказалась такой легкой, что он смог совершенно бесшумно вытянуть ее на галерею. Оставалось выяснить, хватит ли ее длины. Казалось, что да. Он отнес ее к ротонде.
Съев томатной пасты и немного сала, Анджело крепко заснул. И спал без сновидений. Свежий и бодрый, он проснулся, когда было еще темно и свет лишь начинал брезжить на востоке. Он собрал свое имущество.
Перекинуть лестницу через пустоту оказалось гораздо проще, чем он ожидал, так как место, которое он для этого выбрал, было достаточно узким, а лестница легкой. Заря едва начала заниматься, и он понял, что время для перехода было самым подходящим. Улица внизу еще тонула в темноте, и поэтому не было ощущения пустоты под ногами. Единственная трудность заключалась в том, чтобы перенести на ту сторону плетеную корзину с двумя бутылками томатной пасты, горшочком жира, двумя банками варенья, бутылкой желтой жидкости с непонятным названием, колбасой и двумя бутылками вина. Что касается сапог, то он их снова связал и повесил на шею, а вот с корзиной было сложнее, так как обе руки обязательно должны были быть свободными. Время шло, а он ничего не мог придумать. В конце концов он сказал себе: «Придется оставить корзину здесь. Если по ту сторону я не найду никакой еды, что мало вероятно, то мне, к сожалению, придется возвращаться за едой сюда. Но вряд ли. Главное сейчас — не сломать себе шею».
Он встал на четвереньки и решительно двинулся вперед. Перебравшись, он втащил лестницу и спрятал ее за коньком крыши. Потом растянулся рядом и стал ждать рассвета. Он с удивлением заметил, что горячие черепицы очень приятно греют ему спину. Его действия потребовали от него такого напряжения, что сейчас он весь дрожал от холода.