Другие — мужчины, женщины, дети, те, что притащили свои товары, рулоны сукна, полные мешки, ящики, — сидели, прислонившись к ним, или лежали на них, напряженно вглядываясь и вслушиваясь.
«Может быть, я найду здесь моего Джузеппе, если только он не умер?» — сказал себе Анджело и подумал, что смерть Джузеппе здорово осложнила бы его положение. «Дело мое — табак».
Надо было искать его, а не мыть трупы с монахиней. Но где искать его в городе? И у кого спрашивать? (Он снова представил площадь, покрытую трупами и умирающими, и ужас тех, что неслись, словно бешеные собаки, по улицам; он снова услышал барабанную дробь похоронных дрог, эхом отзывавшуюся в бесчисленных кварталах.) Здесь, среди зелени, на свежем воздухе, несмотря на тучи ворон и обезумевшее солнце, мысли принимали другой оборот. Во всяком случае, он действительно потерял с монахиней много времени. Он это понимал. Но не всегда удается поступать благоразумно.
У края дороги он увидел валявшиеся в траве маленькие весы с роговыми чашками для взвешивания табака. Он бросил взгляд через насыпь и увидел старую женщину, расставлявшую коробки около пня.
— Мадам, вы случайно не продаете табак?
— Продавала, — ответила старуха.
— Может, у вас остались хоть какие-нибудь крошки?
— Иди ты со своими крошками, у меня свежий есть.
Анджело перескочил через насыпь.
Это была проворная старуха с маленькими сорочьими глазками и насмешливым беззубым ртом.
— Стало быть, у вас есть сигары? — спросил Анджело.
— А, так ты из любителей сигар? У меня, милок, на все вкусы найдется. Только плати.
— Договоримся.
— Так что ты куришь? — Она взглянула на него. — Махорку?
— Нет, короткие сигары, — сухо ответил Анджело.
— Только-то! Тебе небось и полсигары хватит, милок?
— Хватит болтать, мамаша. Дайте-ка мне всю коробку.
С коробкой он, вообще-то, погорячился. У него оставалось всего четыре луидора. «Туго мне придется, если Джузеппе, не дай Бог, умер, — подумал он, — но ведь надо было поставить на место эту старуху с ее табачной жвачкой».
Она порылась в мешках, которые уже начала распаковывать, и вытащила коробку сигар. Анджело расплатился с невозмутимым видом.
— Вы, должно быть, тут всех знаете? — спросил он.
— Да, пожалуй, большую часть.
— Может быть, вы знаете некоего Джузеппе?
— Что ты, милок, разве их так всех упомнишь? Как он выглядит, твой Джузеппе? Как его попросту зовут? Может, у него есть какое-нибудь прозвище?
— Даже не знаю, какое у него может быть прозвище. Может быть, Пьемонтец? Он высокий, худой, с черными вьющимися волосами.
— Пьемонтец? Нет, Пьемонтца не знаю. Черноволосый, говоришь? Нет. Может, он умер?
— Я бы предпочел, чтобы он был жив.
— Ну это не ты один предпочитаешь. Но очень может быть, что твой Джузеппе уже ест корни сирени. Сейчас многие помирают, заметил?
— Ну не все, — возразил Анджело. — Кое-кто еще жив.
— Да! Хорошенькие дела, — ответила старуха.
Пока они так говорили, подошла какая-то женщина и попросила понюшку табака. Похоже, что она была у кого-то в услужении. Вид у нее был совершенно растерянный.
— Постой-ка, — сказала старуха, — вот она, может, слыхала о твоем Джузеппе.
— Мадам Мари, — сказала женщина, — дайте мне немного табачку, пожалуйста. Если можно, не слишком сухого.
— Ну конечно, можно, мой птенчик. Передай-ка мне вон тот мешок слева, у твоих ног. Ну и как тебе тут живется?
— Стараюсь держаться. Только это нелегко.
— Где ты теперь пристроилась?
— У Маньянов, там, под дубами.
— Ты у них стряпаешь?
— Не совсем, — ответила женщина, в упор посмотрев на Анджело. — Просто мне страшно на открытом воздухе. Мне нужно хоть какое-то общество. Не все ли равно кто?
— Так, может, вы и поладите. Этому парню тоже нужно общество. Он хотел бы найти какого-то Джузеппе.
Женщина выпрямилась, уперев руки в бока:
— Кто это Джузеппе?
— Мужчина, мой птенчик, — ответила старуха.
— Я ищу друга, — уточнил Анджело.
— Все сейчас ищут друзей, — сказала женщина.
Она задумалась, что сделать раньше: откинуть падавшие на лоб волосы или взять понюшку табака. Оглядела Анджело с головы до ног и взяла табак.
Потом ветки оливы зашевелились, и появился мужчина.
— А ты что тут делаешь? — спросила женщина.
— Что, не видишь? Мадам Мари, мне бы сейчас найти мой табак. Вы уже немного тут разобрались?
— Это ты, Клеристон? — спросила старуха. — Ну что, Клеристон, ты уже пристроил своего мула? Я еще не добралась до твоего табака. Ты ведь мне все свалил в кучу. Твой табак вон в тех ящиках внизу. Доставай сам или попробуй другого. Решай, милок.
Милого в нем, правда, ничего не было. Это был здоровый толстый мужик с ногами колесом и обезьяньими руками. Но с живым, умным взглядом…
— Тут вот человек ищет Джузеппе, — сказала женщина.
— Какого Джузеппе? — спросил мужчина.
— Просто Джузеппе, — ответил Анджело.
— А что он делает?
— Сапожник.
— Нет, не знаю. Тебе бы к Феро сходить.
— А правда, — сказала женщина.
— Он тоже сапожник. Сапожники знают друг друга.
— А где он, этот Феро?
— Поднимись вон туда, к соснам. А он еще выше, в можжевеловых зарослях.
Наверх, от одной террасы к другой, вела тропинка. На террасах, укрепленных небольшими каменными стенами, шуршали листвой и поблескивали черными изогнутыми стволами оливы. Их легкая, словно пена, кудрявая листва, еще не совсем выжженная солнцем, отливала жемчужно-серым светом. В тени этой прозрачной шелковой вуали маленькими группами располагались люди. Они ели. Было около полудня.
Сосны, на которые ему указал этот коренастый «милок», находились над оливковыми рощами, на самой вершине холма. Анджело спросил, нельзя ли купить хлеба. Ему велели идти налево. К кипарисам. Там булочник, кажется, попытался соорудить нечто вроде походной печи.
Но славный запах пекарни чувствовался уже издали. А голубоватый, лениво поднимающийся дым, который пронизывали зеркальные отблески ослепительного белого солнца, не позволял ошибиться.
Булочник, по пояс обнаженный, сидел в тени кипариса, свесив между колен облепленные тестом руки. Это был человек лет пятидесяти, очень худой, с выступающими ребрами и заросшей седыми волосами грудью.
— Вы пришли как раз вовремя. Сейчас буду вынимать. Ну а уж что получилось, не знаю: может, хлеб, может, лепешка, а может, и вообще черт знает что. Я ведь так еще никогда не работал.
Он устроил что-то вроде костра для получения древесного угля. Сквозь большие охапки травы, прикрывавшие его, просачивался голубой дым, такой голубой и такой плотный, что он медленно поднимался ровным столбом, разветвлялся над кронами олив, потом снова сверкающей солнечной колонной уходил высоко в небо и, прежде чем слиться с его знойной белизной, рассыпался радужными блестками.
— Ну уж что будет, то будет, — сказал Анджело.
— А ничего другого и не скажешь, — ответил булочник.
Анджело посмотрел на стаю ворон, парившую высоко над вершиной холма. Пользуясь легкими порывами ветра, неподвижно распростерши крылья, птицы танцевали, скользили, возвращались, сближались, летели друг над другом, а потом вдруг рассыпались в разные стороны, словно зерна овса, брошенные в рябь ручья.
— Им-то хорошо, — сказал булочник.
— Конечно, — ответил Анджело. — Но может быть, все-таки болезнь потихоньку пойдет на убыль.
— Пока что-то не заметно.
— А что заметно?
— Ничего не меняется.
— Все еще есть случаи?
— Если верить своим глазам, да. А пока нет никаких оснований им не верить.