Его пронесли мимо Анджело. Это был старый крестьянин с орлиной головой. Его живые глаза все время обращались в сторону города. Чтобы его успокоить, ему сунули в рот сигарету. Он курил.
Дочь выбежала ему навстречу. Она всех поблагодарила. Ее благодарности перемешивались с восклицаниями: «Ну что с вами, отец? Почему вы это сделали?» Тут она заметила сигарету.
— Вы сказали спасибо, отец?
— Я сказал «дерьмо».
Сигарета его размокла от слюны, и он принялся яростно жевать ее, как сено.
Роща, где устроил свой лагерь человек по имени Феро, находилась почти на вершине холма и хорошо продувалась ветрами, отражавшимися от горного хребта. И кроме того, это был единственный лагерь, устроенный по всем правилам. Пространство между деревьями было тщательно очищено от кустарника. Сплетенные из веток низенькие решетки, натянутые между стволов деревьев, образовывали нечто вроде колыбели с матрасом из сосновых игл. Когда Анджело подошел, три женщины покрывали этот матрас прекрасной белой простыней. Еще две простыни, сложенные рядом, свидетельствовали о намерении устроить постель по всем правилам. Двум из этих трех женщин было не больше двадцати; очевидно, это были дочери, а третья — их мать. Все трое с увлечением делали свое дело.
Что же касается Феро, то он, поставив свой верстак на краю рощи, наполовину в тени, наполовину на солнце, вырезал сапожным ножом подметку и что-то напевал.
Несмотря на седую бороду, у него были живые молодые глаза.
Он знал, где находится Джузеппе.
— Видите вон тот холм с миндальными деревьями?
— Другой холм, в той стороне?
— Да. Он там. Может быть, немного выше, около вечнозеленых дубов.
— Вы уверены?
— Абсолютно уверен. Идите, он там. Как только выйдете к миндальным деревьям, спросите любого. Вас проводят к нему.
— Вы его знаете?
— И очень хорошо.
— А как туда пройти?
— Очень просто. Спуститесь прямо к кипарисам.
— Это там, где булочник?
— Именно. Сто метров направо и дальше по дороге. Вы не боитесь лазаретов?
— Нет.
— Вы пройдете мимо них. И дальше все прямо по дороге. Вон она там, видите? Она ведет наверх, прямо к миндальным деревьям. А дальше спросите у первого встречного и получите вашего Джузеппе.
Наконец он поставил ботинок на траву и спросил:
— А зачем вам нужен Джузеппе?
— Я его родственник.
— Какой родственник? Это связано с Италией?
— Да, — ответил Анджело, — чуть-чуть связано.
Феро позвал свою жену.
— Это человек, которого так ждал Джузеппе.
— Вы что-нибудь пили? — тотчас же спросила она Анджело, привычно уперев руки в бока.
— Ни капли, вот уже два дня, — ответил Анджело. — Мне кажется, что глотка у меня из жести.
— Тем лучше, — ответила женщина. — Сейчас если глотка из жести, то и желудок из жести. Джузеппе так волновался. Он целыми днями повторял: «Вот увидите, он не выдержит и выпьет. Питье его убьет».
— Питье меня не убило, — сказал Анджело. — Когда мог, я пил вино. А когда не мог, терпел.
— Вина я вам не дам, у нас его нет. Я вам дам воды, несколько раз прокипяченной. И только полчашки. Знаете, что надо делать? Я им это все время твержу, — сказала она, указывая на мужа и дочерей, — а они надо мной смеются: надо научиться делать слюну и пить только свою слюну. Сейчас тот, кто пьет свою слюну, не умирает.
— Он не умирает, а подыхает от жажды, — сказал Феро.
— Я же тебе сказала, что дам ему полчашки. Теперь, когда Джузеппе дождался своего друга, нельзя же дать ему умереть у него на глазах.
Семья эта была очень дружной. Кончив устраивать постель из сосновых игл, дочери подошли к отцу и стали ласково тереться о его бороду. А тот, обняв их за плечи, мурлыкал от удовольствия. На первый взгляд казалось, что заправляет всем мать, но лаской из нее можно было веревки вить, и ей это явно нравилось.
Между делом она дала-таки Анджело обещанные полчашки кипяченой воды.
В конце концов его уговорили остаться поужинать. Это было не Бог весть что, но все-таки: картофельное рагу с бараньими ребрышками. Оказалось, что в каких-нибудь ста метрах, слева под дубами, был мясник, который резал скотину. Анджело узнал от них еще много другого.
Они, кажется, питали к Джузеппе огромное уважение. И даже нечто большее, чем просто уважение.
Джузеппе был одного возраста с Анджело, может на несколько месяцев старше. Его молочный брат. А Феро был солидный человек с седой бородой, правда с мечтательным взглядом. Анджело даже засомневался, тот ли это Джузеппе.
— Тощий как щепка малый.
— Точно.
— Одна губа очень тонкая.
— Верхняя. Как бритва.
— А другая толстая.
— Да, нижняя. Припухлая, как у девушки.
— Ну уж во всяком случае, не тонкая.
Анджело было странно слышать, что губы у Джузеппе, как у девушки. Джузеппе был его ординарцем. И хотя армия короля Сардинии была всего лишь армией короля Сардинии, в ней было все-таки несколько тысяч человек, живущих вместе. Обычно хватало и двух недель, чтобы о человеке стали судить не по губам.
Дочери утверждали, что у него черные вьющиеся волосы.
— Они у него как петрушка, — говорили они.
В тот день, когда бригадный генерал приказал сбрить эту пресловутую «петрушку», Джузеппе появился в столовой с супницей, гордо неся свою голову каторжника.
— Ну вот, — сказал ему Анджело, — теперь у тебя на плечах яйцо вместо пики.
— Твоя матушка, конечно, очень важная дама, потому ты и полковник, а расплачиваюсь я.
Ударом сапога Анджело выбил у него из рук супницу. Они разнесли своими саблями всю столовую. Но, едва увидев кровь, бросились друг другу в объятья. На следующий день на параде Джузеппе важно нес свою голову, на которую мучным клеем были наклеены все волосы его полковника, а Анджело, без каски, с бритой, как у каторжника, головой, гарцевал перед войсками, сияя от счастья.
Это была хорошая хохма. Джузеппе был большой специалист по всяким хохмам, в том числе по хохме бычья кровь или другим, связанным с кровью. Может быть, этим уважением (если не сказать больше), которое питал к нему Феро, несмотря на свою седую бороду (хотя и мечтательные глаза), он был обязан какой — нибудь хохме? И даже не какой-нибудь: ведь Феро только что напрямик спросил его, не идет ли речь об Италии.
За Анджело ухаживали со всех сторон. Дочери были смущены тем, что не могут уделить ему его долю семейных ласк. Передавая миску с рагу, они два или три раза коснулись его плеча.
— Скоро ночь, — сказал Феро. — Вы обязательно хотите сегодня же встретиться с Джузеппе?
— Чем быстрее, тем лучше.
— Я вас понимаю. Но тогда вам придется пойти по другой дороге. Она немного длиннее, чем та, которую я вам только что показывал, но надежнее. Я знаю, что вы не боитесь идти мимо лазаретов, но лучше все-таки поостеречься и ночью обойти их стороной. Дело не в привидениях, а в том, что родственники, ухаживавшие за больными, чтобы избежать карантина, часто тайком вытаскивают их из дому. Представьте, что вы наткнетесь на патруль. Они тут же вас сцапают (за каждого задержанного они получают награду) и на сорок дней упекут вас в карантин. А за сорок дней сейчас многое что может случиться.
Послушайте моего совета. Переночуйте-ка вон под тем дубом. Не стесняйтесь, я вам дам одеяло, вы его постелите на сухие листья и так дождетесь рассвета.
— Может быть, это и разумно, — ответил Анджело. — Но я этого не сделаю. Я пойду сейчас. Я справлюсь. Даже если я наткнусь на их фонари, они меня не получат. Просто, — добавил он, пытаясь узнать, что за хохму отколол Джузеппе (если такое вообще было), — я тоскую по родине. — И добрых десять минут он говорил об Италии.