— А вы не трус, сударь, — сказал на ухо Анджело грубый мрачный голос, — но поспешим, если вы хотите избежать участи вашего предшественника.
То, что Анджело оказался в состоянии заметить красоту дверей, вернуло ему самообладание.
— Я не спешу, — ответил он. Но тотчас почувствовал, что его тащат. И несмотря на сопротивление, его втолкнули в караульное помещение, куда он почти влетел. Двое жандармов, опрокинув скамейки, бросились к двери и заперли ее на засов.
Человек, говоривший на ухо Анджело, вошел вместе с ним.
— Уф! Ну, этот счастливо отделался, — сказал он своим густым голосом. — Если бы не я, с ним бы тоже разделались.
Это был худой, темноволосый человек; он держался прямо, по-военному невозмутимо.
По другую сторону стола, освещенный шестью свечами, вставленными в два канделябра, сидел еще один человек, весьма воинственного вида, несмотря на обвивавший его шею великолепный шелковый галстук; лицо над галстуком было разрезано от щеки к щеке длинным зазубренным на носу шрамом.
«Это старый сабельный удар», — подумал Анджело. Он никогда не видел ничего более прекрасного, чем этот шрам. Носком сапога он поднял опрокинутую жандармами скамейку.
— Не выношу этих бездельников, — сказал шелковый галстук.
Суматоха на улице продолжалась. Раздавались крики: «Смерть отравителю!» Визгливый голос приближался к двери. То ли этого бесноватого подталкивали, то ли он сам пробивался вперед. Теперь он перешел на ораторский тон:
— Он бросил яд в водоем около монастыря францисканцев. Это заговор против народа. Это иностранец. У него барские сапоги.
Человек в шелковом галстуке взглянул на сапоги Анджело.
— Он подкуплен правительством.
Человек в шелковом галстуке встал и пошел к двери. Он отстранил жандармов и остановился на пороге.
— А тебе, — сказал он, — тебе кто платит за то, что ты валяешь дурака? С последней почтой ты получил триста франков золотом и письмо из Парижа, копия лежит у меня на столе. Так скажи-ка нам, кто тебе платит, Мишю?
— Холера — это только предлог, чтобы травить бедных людей, — завопил бесноватый.
«Он, конечно, сумасшедший, — подумал Анджело, — но я найду его и убью».
— В предлогах нет никакой нужды, — ответил человек со шрамом, — вы давно считаете себя достаточно взрослыми, чтобы гадить в собственные колодцы. Закройте дверь, — сказал он жандармам, — выпустите потроха из этой сволочи, если он посмеет открыть дверь и войти…
— Мы с тобой еще поговорим, недорезанный, — крикнул кто-то.
— К вашим услугам, — ответил человек со шрамом.
Он снова сел за стол. Анджело восхищался им. Он хотел бы быть на его месте. Он не привык, чтобы его защищали. Если бы этот человек сейчас заговорил с ним, он с удовольствием признался бы ему, кто он и что собирается делать. И рассказал бы все это тоном светской беседы.
Но в этот момент жандарм стукнул ладонью по скамье и предложил ему сесть.
— Где они его схватили? — спросил шелковый галстук.
— У водоема перед монастырем францисканцев, — ответил мрачный голос. — Он мыл руки.
— Самое забавное, — сказал шелковый галстук, — что префектура полиции пытается убедить нас, что она в это верит. А может быть, она нарочно морочит людям голову?
— Если это действительно так, — сказал мрачный голос, — то я думаю, что все пойдет много быстрее.
— Ну, на мой взгляд, все и так идет достаточно быстро, — ответил шелковый галстук. — Жандармы, — добавил он, — возьмите скамейку и сядьте у двери с той стороны. Держите карабины наготове и не зевайте.
— Подойдите, — сказал он Анджело, когда жандармы вышли. — У вас есть документы?
— Нет, — ответил Анджело.
— Вы француз?
— Нет.
— Пьемонтец?
— Да.
— Скрываетесь по политическим мотивам?
Анджело не ответил.
— Он не трус, — сказал человек с мрачным голосом. — Он без единого звука отбивался от них ногами.
— О! Тогда это священник, — сказал шелковый галстук.
— Да, — ответил мрачный голос, — только я не верю в крысиный яд в дароносице.[8]
— Ты что, сомневаешься?
— Еще бы!
Человек в шелковом галстуке снова оглядел Анджело с головы до ног.
— Держу пари, если поставить этого типа в последнее каре при Ватерлоо, он бы не подкачал.