— Не понимаю, чему ты радуешься? — пожал плечами Чадов, усаживаясь на диван и закуривая.
— Скажи, как это тебе нравится, а? — сразу же переменил тон Востриков. — Через час полосу на матрицирование сдавать, а тут больше ста строк полетело! Нет, каково, а?
Теперь его круглое, упитанное личико с большими, широко открытыми глазами выражало такое отчаяние, что на человека, мало знающего Вострикова, оно наверняка произвело бы впечатление. Но Чадов третий год работал с Востриковым и потому спокойно предложил:
— Возьми из запаса и поставь в полосу.
— Из запаса?! — в негодовании Востриков едва не воздел руки к небу. — Какой запас? Где он? Это безобразие! Отпуска отпусками, но газета должна выходить каждый день! Ты много дал в запас? Как у кого более или менее сносный материал, все норовят поскорее в номер протолкнуть. О завтрашнем дне не думают… Так нельзя! Я буду ставить об этом вопрос серьезно.
Чадов слушал излияния Вострикова и улыбался. Этот паренек, два года назад окончивший университет, всегда веселил его своим неумеренным темпераментом.
Вострикова в редакции все любили за то, что он до безумия был предан газетной работе. Однако печатали его мало. Получилось как–то так, что его первые материалы оказались не в ладу с фактами, доставили редакции кучу неприятностей, и с тех пор за Востриковым твердо держится определение — «легковат». У него даже нет постоянного места в редакции — он путешествует из отдела в отдел, заменяя больных или ушедших в отпуск сотрудников.
Востриков угомонился так же быстро, как и вскипел. Сорвав со стены висевшие на гвоздях гранки, он начал лихорадочно перебирать их, хмыкая и отпуская едкие замечания по адресу авторов. Чадов знал те гранки. Многие из них висели здесь по неделе и больше. Некоторые уже побывали на редакторском столе и вновь вернулись на доработку. Другие безнадежно устарели, и только скупость ответственного секретаря не позволяла выбросить их в корзину.
— Придется «тассовский» ставить, — вздохнул Востриков и попросил: — Слушай, старик, одолжи сотню!
— Чего — денег или строк? — улыбнулся Чадов.
— Денег, конечно. Завтра, понимаешь, на день рождения зван, без подарка нельзя.
— А я думал — тебе сотня строк хорошего материала нужна.
На какое–то мгновение глаза Вострикова вспыхнули надеждой и сразу же потухли.
— Откуда у тебя… Ты же вчера дежурил…
Чадов неторопливо вынул деньги, положил их на стол перед Востриковым и полушутливо произнес:
— Эх ты… У хорошего газетчика в голове материала никогда не должно быть меньше чем на полосу. Вот так–то!
— У тебя, серьезно, есть? — Востриков даже забыл взять деньги.
— Конечно. Как раз на сотню строк!
— Так давай скорей, дьявол тебя побери! — Востриков бросился к телефону, потом раздумал, метнулся к двери.
— Ты куда? — остановил его Чадов.
— Доложить редактору.
— Ты что, с ума сошел? Нашего старика не знаешь, что ли? Разве он разрешит еще ненаписанный материал в полосу ставить? Машинистка на месте?
— Так у тебя он еще не написан? — приуныл Востриков.
— Ничего, ничего! Через двадцать минут в набор отправишь.
Они так шумно вбежали в машинописное бюро, что перепугали дежурную машинистку.
— Верочка! Новую закладку, два экземпляра! Скоренько!
Востриков нетерпеливо крутился у машинки. Видно было, что задуманное Чадовым и радует его, и страшит. В течение часа написать, набрать и поставить в полосу материал? Такое не часто случается в газетной практике… А вдруг ничего не выйдет, и он лишь напрасно упустит время?!
Уже пора диктовать. Машинистка ждет. Почему Чадов молчит?
— Ну! — полушепотом произносит Востриков.
Чадов кидает на него раздраженный взгляд, закуривает и принимается расхаживать по комнате. Потом резко и четко выпаливает:
— Заглавие: «Партизаны возвращаются в леса…» Многоточие. Абзац. Тире. «Землю, с которой ты вместе мерз… Абзац. Вовек разлюбить нельзя…» Не забудь сверить цитату! — бросает он Вострикову. — Абзац. Эти известные слова невольно вспомнились нам — запятая — когда мы на Онежской набережной беседовали с молодым инженером — запятая — выпускником Лесотехнической академии Виктором Кургановым. Курганов — бывший партизан. Он храбро сражался с оккупантами в войттозерских лесах под командованием прославленного командира, ныне начальника лесопункта Тихона Захаровича Орлиева… Абзац… Востриков, уйди, ты не даешь сосредоточиться! — грозно уставился Чадов на притихшего дежурного, который с почтительным восторгом ловил каждое слово статьи.