— Петя, проснись! Проснись, Петя!
Он открывает глаза, в темноте не сразу угадывает встревоженное лицо жены и с радостью, теперь уже окончательно, убеждается, что это был самый настоящий сон.
— Ты почему–то так страшно стонал, — говорит Берта Яковлевна. — Здоров ли ты?
— Все нормально. Спи, пожалуйста…
— За тобой пришли.
— Кто?
— Там, на крыльце.
Керосин в лампе кончился. Красноватый уголек сгоревшего фитиля еще слабо тлеет, потрескивая и выбрасывая искорки, но свет больше уже не нужен. За окном уже утро.
Петр пальцами гасит фитиль, надевает кожанку, кладет в карман револьвер и выходит на улицу.
У крыльца — Дубровский. На дороге — военкомовская запряженная парой коляска.
— Прости, Петр Федорович, что разбудил. На станцию прибыл эшелон с инвалидами. Союзники через Мурманск неожиданно и спешно эвакуируют из Франции раненых солдат русского экспедиционного корпуса. Положение, говорят, у них отчаянное… Надо ехать! Надо что–то делать!
— Едем!
«Вот и начался твой первый день, товарищ председатель!» — подумал Анохин, садясь в коляску и вспомнив ночные размышления.
V Срочный заказ
«Отец первым в Петрозаводске рисовал портрет В. И. Ленина. Однажды я пришла домой и увидела отца, сидящего у мольберта и внимательно рассматривающего небольшую фотографию в увеличительное стекло…
«Это Ленин, — сказал отец и, подумав, добавил: — Как будто я его где–то видел… А вот цвет глаз никак не могу понять».
Отец сказал, что этот снимок единственный и другого ему не дали. Заказ был сделан от Исполкома…»
1
Куча дел — больших и малых, политических, военных и хозяйственных — сразу же свалилась на нового председателя Олонецкого губисполкома.
В течение дня от вопросов комплектования отрядов Красной Армии приходилось перебрасываться на борьбу с голодом, надвигавшимся на губернию, от расследования актов саботажа, спровоцированных на Александровском заводе старыми специалистами, к созданию военного заслона на Мурманской железной дороге, на которую угрожающе целились войска бывших союзников.
Сам председатель был малоопытен, да и органы Советской власти на местах еще только начинали набирать силу, — вот и приходилось ему, как, впрочем, и всем членам губисполкома, вертеться, словно белка в колесе.
А поздно вечером, как всегда — ежедневное заседание с такой повесткой дня, что голова пухла от обилия и неразрешимости всех накопившихся вопросов.
Среди множества забот была и такая, которая кое–кому теперь может показаться незначительной. Однако с каждым днем и часом она тревожила Анохина все сильнее. Меньше недели оставалось до 1 Мая, а отпраздновать его в этом году хотелось по–особому торжественно. Ведь это был первый пролетарский праздник после победы Октябрьской революции.
Но как подготовиться к нему, если и дух перевести некогда?
Все же в ночь на 27 апреля выкроили время. Посовещавшись, назначили праздничную комиссию и председателем ее опять–таки Анохина выбрали. Учитывая обстановку, решили на многое не замахиваться — провести уличную манифестацию, украсить город красными флагами, а в театре «Триумф» организовать несколько митингов–концертов. Выделили ораторов: от большевиков — Анохина и Парфенова, от левых эсеров — Балашова и Рыбака.
Подытожили — уж слишком скромно получается. Опечаленно притихли — откуда что взять? Комиссар по продовольствию покряхтел, поерзал в мягком губернаторском кресле и махнул рукой — «давайте уж выдадим ради светлого пролетарского дня по фунту муки на едока сверх нормы».
Оживились, от всей души порадовались, а потом опять задумались: все–таки не хватает чего–то. Нового, истинно–революционного маловато. Митинги, флаги, манифестация — были и в прошлом году. А что касается продуктов — с ними тогда вообще такой беды еще не знали. Конечно, два только что сформированных отряда Красной Армии и прибывший из Петрограда батальон железнодорожной охраны — это оставит впечатление! Особенно если они пройдут по улицам под оркестр. А пятьсот коммунистов в городе — разве это не сила! Год назад даже маленькой большевистской ячейки не было.