— Пора, товарищи, пора! — тревожится Данилов.
— Абсолютно согласен с большинством! — заявляет Копяткевич.
В эти минуты в такой же прокуренной комнате первого этажа заседает руководящее ядро фракций левых эсеров. Настроение у них отличное. Хотя сама фракция составляет на Съезде лишь четверть зарегистрировавшихся делегатов, однако, как удалось выяснить, поддержка беспартийного крестьянского большинства им обеспечена. По важнейшим вопросам — об аннулировании Брестского мира, об отказе от комбедов и продовольственных отрядов — на их стороне будут представители меньшевиков, интернационалистов и эсеров–центристов.
Обсуждается все тот же вопрос — как быть? Сразу ли заявить свое право на главенство, что неизбежно приведет к разрыву с большевиками, или формально продолжать линию коалиции, добиваясь своего внесением фракционных поправок к большевистским резолюциям.
У левых эсеров — свои энтузиасты. Садиков, Родичев, Алмазов тоже рвутся в бой. Им не терпится поскорее оттеснить большевиков на второй план, стать на съезде полными и единовластными хозяевами. Тихомиров, Хрисанфов и Рыбак придерживаются более гибкой тактики.
— Большевики могут покинуть съезд! — предостерегает Рыбак.
— Ну и отлично! — улыбается Садиков. — Лично мне надоели их капризы. Не подчинившись воле большинства съезда, они разоблачат себя.
— Вы забыли историю с разгоном Учредительного собрания! На их стороне армия, Чека, рабочие. — Рыбак нервно встает, принимается размашисто шагать по комнате, потом — долговязый, сутулый и возбужденный — нависает над развалившимся в мягком кресле Садиковым:
—– В конце концов, кто мы? Политические враги или союзники по революционной борьбе? Надо решить этот кардинальный вопрос! Вы, как я вижу, исходите из первого… Лично я не хочу опять попасть в объятия Чернова и его компании.
— Зачем же, Абрам Аркадьевич, так нервничать! — улыбается Садиков.
— Товарищи, товарищи! — постукивает ладонью по столу Балашов. — Прошу вас не заходить в разговорах так далеко. Это излишне! Что касается Учредительного собрания, то ты, Абрам Аркадьевич, отлично знаешь, что наша партия полностью поддерживала его разгон и не к чему сейчас такие двусмысленные намеки. С другой стороны, и тебя, — кивок в сторону Садикова, — прошу понять, что не в наших интересах на глазах у крестьянства устраивать открытую драку за власть. Мы должны действовать умнее. Пусть мужик сам сделает выбор, кто ему ближе. Я считаю, что у нас есть полная возможность обойтись без взаимных с большевиками резкостей и все решить истинно демократическим путем. Не забывайте, что наших распрей ждут господа меньшевики и правые социалисты. Я уверен, что они вновь затянут свою песню про учредиловку — тут мы должны быть принципиальны и выступить единым фронтом с большевиками. Наше дело настолько правое, что нам нет нужды идти на обострения. Все, товарищи! Идемте!
2
Зал полон. В дальнем углу тесной кучкой сидят меньшевики и интернационалисты: Куджиев, Ягодкин, Комаров и рядом с ними — Шишкин. «Как он оказался тут?» — шагая к столу президиума, подумал Анохин, отлично помнивший, что бывшего члена Учредительного собрания никто делегатом не выбирал.
Анохин подходит к столу, кладет бумаги, тянется рукой к серебристому колокольчику.
Звонок, затихающий говор, наконец — тишина. Едва Анохин объявил съезд открытым и зал загремел дружными аплодисментами, как к столу председателя выскочил пунцовый от возбуждения вытегорский большевик и крестьянский поэт Метелкин. Вскинув вверх руку, он ждет пока стихнут последние хлопки. Потом резко запрокидывает голову, устремляет взгляд в какую–то точку на лепном земском потолке и громко, во всю силу голоса, декламирует:
Тишина такая, что слышно каждое поскрипывание стула и отрывистое шуршание карандаша под торопливой рукой стенографистки. Недоуменное любопытство на лицах мужиков сменяется восхищением: «Вот смотри ж ты, свой вроде мужик, а какую штуку может!» Снисходительно улыбаются городские интеллигенты. Им стихи Метелкина не в диковинку, чуть ли не каждый день в газете читают. Волнуются, переживают большевики из редакции и губнаробраза — Гершанович, Данилов, Парфенов, Кунаев. Только бы Метелкин не сбился, только бы до конца дотянул — такая аудитория промашки не простит, прямо в лицо засмеют и на возраст не посмотрят: не можешь — не лезь, дескать…