1
Когда петрозаводские большевики обсуждали итоги только что закончившегося губернского съезда, они еще не знали, что на севере уже развернулись события, которые до предела обострили положение не только Олонецкой губернии, но и всей Советской республики. Англо–французские войска, дислоцированные на Мурмане, перешли к активным военным действиям. Они заняли северную часть Мурманской железной дороги, установили свой контроль в поездах, на телеграфе, разоружили охрану, арестовали местных советских руководителей.
2 июля быстрым продвижением к югу интервенты захватили город Кемь, арестовали и на глазах изумленных жителей расстреляли членов уездного Совета Каменева, Вицупа, Малышева.
Это было началом большой войны, которая с первых же дней придвинулась вплотную к границам Олонецкой губернии.
5 июля военный комиссар Олонецкой губернии Арсений Васильевич Дубровский получил приказ чрезвычайного комиссара Мурманско–Беломорского края С. П. Нацаренуса о введении военного положения во всем районе Мурманской железной дороги до станции Званка включительно.
В тот же день Олонецкий губвоенкомат принял ряд срочных мер по обороне губерний. Все части Красной Армии были немедленно приведены в боевую готовность.
В городе объявлялось чрезвычайное положение. Некоренные жители Петрозаводска, не состоящие на службе у Советской власти, подлежали высылке из города в течение 48 часов. Бывшим офицерам было предложено немедленно поступить на службу в Красную Армию, а учреждениям приготовиться к возможной эвакуации. На специально сформированный рабочий отряд возлагалась охрана в городе порядка, проверка документов, изъятие нарезного и холодного оружия, учет продовольствия.
Вечером 6 июля, когда стало известно о захвате интервентами Сороки, из Москвы, где уже третий день заседал V Всероссийский съезд Советов, поступила путаная телеграмма, намекавшая о каких–то чрезвычайных событиях и требующая от всех совдепов «безусловного подчинения воле трудового народа города и деревни». Телеграмма была без подписи. О ее поступлении сразу же сообщил Анохину и Дубровскому один из большевиков, служивший на телеграфе. Всю ночь они втроем просидели у аппарата прямой связи, пытаясь добиться разъяснений. Аппарат молчал. Линия связи с Москвой оказалась прерванной.
Из Петрограда тоже не могли дать никаких определенных сведений.
В Петрозаводске еще не знали о том, что левые эсеры в Москве убили германского посла Мирбаха, подняли мятеж, ненадолго захватили центральный телеграф и разослали по стране несколько провокационных сообщений.
Подробности этих событий стали известны в Петрозаводске тогда, когда левоэсеровское восстание было окончательно подавлено.
Члены большевистской фракции Анохин, Дубровский, Данилов, Парфенов, Капустин, Анисимов и Зуев сразу же явились в кабинет председателя губисполкома и потребовали экстренного созыва заседания.
— Это невозможно. Мы же вместе с вами решили дать членам губисполкома отпуск и не проводить заседаний до 16 июля.
— Обстановка не терпит никаких отлагательств, — заявил Анохин. — Мы не покинем помещения губисполкома до тех пор, пока не будет созвано заседание. Рассаживайтесь, товарищи!
— Но многие члены исполкома в отъезде. Давайте назначим заседание хотя бы на завтра, — сопротивлялся Балашов, поглядывая на своих товарищей по партии Садикова и Рыбака, сумрачно сидевших у председательского стола.
— Соберите тех, кто на месте!
— Это возмутительно! — неожиданно вскипел Садиков. — Подобное требование, Петр Федорович, недопустимо. Ваша фракция составляет меньшинство, а ведете вы себя, как диктаторы! Почему мы должны подчиняться?
— Мы не требуем никакого подчинения, товарищ Садиков, — спокойно пояснил Анохин. — Мы лишь просим собрать заседание губисполкома для обсуждения важных и срочных вопросов. Это требование не мое, а всей фракции большевиков. А фракция может потребовать созыва заседания в любое время.
— Но почему сейчас? Немедленно? — Садиков вскочил и забегал по кабинету. — Это же черт знает что? Я протестую! У нас есть решение!
— Прошу спокойствия! — постучал карандашом по столу Балашов. — Заседание назначаю ровно через час.