- Господа, офицеры, очень горжусь тем, что мне поручено вручить вам награды, которые своими высочайшими приказами пожаловал вам государь. - "Чеканя каждое слово, произнёс командир дивизии.
После этого он раздал ордена. Головинский, Васецкий, Эмних, Луговой получили ордена Святой Анны четвёртой степени. Барбовичу генерал-лейтенант вручил Георгиевское оружие. Ротмистру Ряснянскому - орден Святого Георгия четвёртой степени.
- Ну что, господа офицеры, сегодня вечером будем отмечать наши "Клюквы"? - спросил Луговой, когда они шли по улице.
Головинский молчал. Он не мог оторвать глаз от своей шашки с анненской лентой, где на эфесе были выбиты слова "За храбрость", и красовался маленький красный крестик, который
и имел прозвище "Клюква". Это был его первый орден!
- Теперь не стыдно ни перед моими родителями, ни перед моими предками, ни перед знакомыми! - думал он.
- У нас, в маленькой халупе, этого, разумеется, сделать нельзя. Думаю, что у вас места
побольше, Анатолий? - предложил Луговой штабс-ротмистру Булацелю, награждённому орденом Святого Станислава третьей степени.
- Принято! Вот только надо по сусекам поскрести, чтобы как-то достойно отметить. - Булацель начал задумчиво чесать затылок.
- Господа, у меня есть коньяк, шоколад, колбаса и окорок. Только что из дому получил! - обрадовал своих товарищей Головинский.
После обеда Прохор с Мишкой засобирались в дорогу.
- Может быть завтра с утра? Чего это в ночь? - попытался отговорить их Владимир.
- Да не-е-е, Владимир Юрьевич, возвращаться нам побыстрее надо. Делов дома очень много. - Прохор закурил "козью ножку".
- Так вы мне так и не рассказали, что в деревне? Как народ поживает? Урожай осенью собрали? - принялся задавать Головинский вопросы своим землякам.
- А что в деревне? Плохо в деревне у нас... По всей России плохо! Мужиков на войну мобилизовали, в поле работать некому. Остались малолетки, бабы, старики, как я, и инвалиды вроде нашего хроменького Мишаньки.
- Всем тяжело! Всем! Выдержать надо! Видите - гоним врага. Скоро разгромим австрийцев и немцев, и войне конец. - Убеждённо произнёс Владимир.
- Дай Бог! Дай Бог! - односложно ответил Прохор, пуская в небо клубы синего вонючего дыма.
- Ну раз так решили, то поезжайте! Вот вам по двадцать пять рублей каждому на дорогу. - Головинский протянул деньги Прохору.
- Вот за это спасибо вам, Владимир Юрьевич! - обрадовался конюх и бережно завернул деньги в чистую тряпицу. - А письма какие-нибудь будете своим передавать?
- Нет, Прохор, не буду! Недавно писал я им. Идите сейчас к унтер-офицеру Петровскому и скажите, что я приказал вам выдать на дорогу консервов, сахару, хлеба, чаю и табака.
- Спасибо вам, Владимир Юрьевич! Хороший вы человек, как и родители ваши! - растрогался Прохор.
Отмечание наград прошло лихо. По-гусарски... Денщики где-то добыли длинный стол и притащили его в дом... Заставили его бутылками, едой и тихо удалились.
На следующее утро Головинского жутко тошнило. Он приказал, чтобы Будкин вылил ему на голову два ведра ледяной колодезной воды. Скрипя зубами от холода, Владимир пытался вспомнить прошедшую ночь. Напрасно! В памяти остался лишь один эпизод, когда уже очень
пьяный штабс-ротмистр Луговой намазывал на хлеб варенье из чёрной смородины и восхищался:
- Гос- гос-гос-по-да-да! Ка-ка-ка-я-я чудна-я-я-я чёрна-а-я ик-ик-икра! Настоя-ща-я-я ас-ас-астраханс-ая!
Вечером Владимиру принесли письмо от Марины. Он вскрыл конверт.
Марина писала, что после краткосрочного курса сестёр милосердия, она отказалась работать в городском госпитале и уезжает на фронт. "Родители, конечно, были против, но я хочу быть там, где решается судьба моей Родины. Любимый, я уверена, что ты меня поймёшь и полностью одобришь моё решение".
- Нет, Мариночка, я не одобряю твоего решения! Не одобряю! - Головинский в сердцах швырнул письмо на пол. - Надо было оставаться в Питере и работать в одном из местных госпиталей, а не ехать на фронт!
Десятая кавалерийская дивизия стояла в резерве русской армии, осаждавшей крепость Перемышль. Кавалеристы приводили в порядок амуницию, перековывали лошадей и отдыхали. Головинский каждое утро по нескольку часов ездил верхом на "Салтане".
- Замечательный жеребец! Именно о таком я и мечтал! - радовался Владимир.
Во время одной из таких конных прогулок он нашёл в помятую австрийскую каску.
- Вот она мне и пригодится! - подумал Владимир.
Вернувшись в деревню, Головинский приказал явиться к нему рядовому Малышеву с винтовкой и патронами.
- Ваше благородие, рядовой Ма... - начал докладывать солдат.
- Пойдем учиться стрелять, Малышев. - Перебил его Головинский.
За деревней, в конце лесной поляны, Владимир повесил на ветку бука австрийский шлем.
- Малышев, отходи на тридцать шагов. - Приказал Головинский солдату.
- Слушаюсь, ваше благородие!
- Малышев, с колена, по каске - пли! - Владимир стоял за спиной рядового.
- Дзинь! - каска упала с ветки после выстрела.
- Молодец. Малышев! - изумился Головинский.
- Рад стараться, ваше благородие!
- Давай теперь, с пятидесяти шагов!
- Слушаюсь, ваше благородие!
- С колена, по каске - пли! - приказал Головинский.
- Дзинь! - каска упала с ветки.
- Малышев, я всё понял! Ты меткий стрелок, но в бою, когда вокруг выстрелы и разрывы снарядов, ты теряешься, спешишь и делаешь ошибки. Так?
- Так точно, ваше благородие! Вздрагиваю я сильно. - Смотря в землю, признался солдат.
- Слушай, Малышев, в бою, когда стреляешь, забудь обо всём. Не обращай внимания на шум вокруг! Никогда не думай, что тебя могут убить! Забудь обо всём! Выбирай цель и поражай её! Выбирай следующую и поражай её! Думай только об этом, и я уверен, что у тебя всё
получится! Понял, гусар?
- Так точно, ваше благородие! - бодро ответил, Малышев.
В первые дни октября австрийцы начали массированное и хорошо подготовленное наступление на участке Добромиль - Самбор с целью прорыва русского фронта и снятия осады Перемышля.