- Вы там все с ума посходили! Я сплю, подполковник! - заорал Асеев.
Кюгельхен немедленно телеграфировал командиру Десятой кавалерийской дивизии генерал-лейтенанту Келлеру о бездействии полковника Асеева.
Через пять минут была получена ответная телеграмма от Келлера:
" Полковника Асеева отстраняю от командования полком тчк подполковника Кюгельхена назначаю ответственным за мобилизацию десятого гусарского полка тчк".
Таким образом мобилизация в Десятом гусарском Ингерманландском полку началась с опозданием на девяносто минут: в час тридцать.
Головинский проснулся кавалерийской трубы. Ночь...В открытое окно дует свежий ветерок..
- Ту-ту-ту-ту-у-у! Ту-ту-ту-ту-у-у!
- "Сбор", "В поход" - "пела" кавалерийская руба.
Не надевая мундира, Владимир бросился в комнату к Васецкому.
- Пётр! Пётр! Вставай! Сбор играют! - тряс он Васецкого за плечо.
- Показалось, наверное... - вздохнул с просонья тот, а потом резко подскочил с кровати и начал надевать мундир.
В дверь настойчиво стали стучать:
- Ваше благородие, ваше благородие! Мобилизация! Его благородие ротмистр Барбович вас и его благородие корнета Васецкого срочно к себе вызывает! - раздался за дверью испуганный голос Будкина.
Вечером началась погрузка Десятого гусарского Ингерманландского полка в эшелоны. Офицеры располагались в пассажирских вагонах второго класса. Нижние чины и конский состав - в грузовых, так называемых теплушках. На каждом таком вагоне было написано "Восемь лошадей. Сорок человек".
По плану, разработанному на случай войны, Десятая кавалерийская дивизия предназначалась для боевых действий против австро-венгерской армии. Поэтому эшелоны взяли курс к австрийской границе.
Они задерживались только на узловых станциях для заправки паровозов водой и углём. За окнами пронеслись сёла Полтавщины. Эшелон, в котором находился эскадрон ротмистра Барбовича, проехал по большому мосту через Днепр... Вскоре позади осталась Киевщина, и началась Волынь.
На станции Шепетовка началась выгрузка Десятой кавалерийской дивизии. Здесь все узнали новость о том, что Германия объявила войну России. К австрийской границе части двинулись уже походным порядком. Десятая кавалерийская дивизия расположилась в городке Вышгород до получения дальнейших приказов. Сюда и прибыл новый командир Десятого гусарского Ингерманландского полка полковник Богородский. Старшим штаб - офицером полка был назначен герой русско-японской войны полковник Чеславский, служивший ранее на Дальнем Востоке, и приехавший в Вышгород почти в один день с Богородским.
24 июля Австро-Венгрия объявила войну России. В этот же день, с наступлением темноты, Десятая кавалерийская дивизия перешла границу и, вторгшись в пределы Австро-Венгерской империи, начала продвижение на город Львов.
Её части уже находились западнее города Тарнополь, когда поступил приказ генерал-лейтенанта графа Келлера:
- Спешиться! Окопаться!
Десятый драгунский Новгородский полк, Десятый уланский Одесский полк, Десятый гусарский Ингерманландский полк, Первый Оренбургский казачий полк принялись "зарываться" в землю.
- Хр-р-р... Хрясь... Хр-р-р... Хрясь - скрежетали лопаты о плотную глинистую землю.
Головинский отдал "Камчатку" своему вестовому Егору Мищенко, худому, как жердь, с
с горбатым носом и чёрными цыганскими глазами:
-Отведи лошадь коноводам и сам оставайся рядом с ней!
- Слушаюсь, ваше благородие! - козырнул Мищенко.
- Рядовой, дай мне лопату! - обратился Владимир к рыжеусому солдату второго эскадрона, только что закончившему копать окоп.
- Пожалуйста, ваше благородие! - тот протянул ему лопату.
Головинский с хрустом вонзил её в твёрдую землю.
- А вы, чё, ваше благородие, сами копать будете? - полюбопытствовал солдат, и от удивления его мохнатые брови поползли вверх.
- Да, сам! - коротко ответил Владимир.
- Бу-у-ум-ум-ум! Бу-ум-ум-ум! - вдруг затряслась и начала уходить из под ног земля.
Головинский от неожиданности вздрогнул. В животе стало холодеть...
- Ваше благородие, это чё такое? - прошептал побледневший рядовой.
- Наши батареи открыли огонь. - Стараясь быть спокойным, объяснил тому Владимир.
- Бу-ум-ум-ум! Бу-ум-ум-ум-ум... вновь затряслась земля.
В наступление на позиции Десятой кавалерийской дивизии пошли плотные колонны австрийцев. Орудия Третьего казачьего артиллерийского дивизиона сметали взводы и целые роты, но австрийцы упорно продвигались вперёд.
Головинский залёг в своём, так и незаконченном окопчике. Командовать ему было некем. Он выполнял команду Барбовича "Присматриваться".
Над головой что-то стало непрерывно жужжать:
- Взык, взык, взык, взык, взык....
- Ваше благородие, это чё? Чмели? - снова спросил Владимира рыжеусый солдат, лежащий совсем рядом в своём окопчике.
- Нет, гусар, это не шмели! Это австрийские пули летают. - Просто пояснил Головинский.
Рыжеусый вновь сильно побледнел.
Головинскому тоже стало не по себе :
- Вот одна такая может ударить меня в лоб и... Всё! Нет больше меня!
Подошла артиллерия Десятого армейского корпуса и тоже начала залпами бить по наступающим австрийским колоннам.
День стал серым. Солнца не было видно из-за грязных облаков пыли и сизого тумана пороховых газов.
Неожиданно стрельба стихла... И послышался крик:
- Бегут! Бегут! Бегут австрияки!
И тут же "запели" кавалерийские трубы "К коням", а затем последовало "Садись".
- Первый, второй, третий эскадрон догнать и уничтожить отступающего противника! - передали приказ командира полка.
Головинский встал и бросился бежать в лощину к коноводам. Там лицом к лицу столкнулся со своим вестовым:
- Мищенко, давай "Камчатку"! Где она?! - заорал Владимир.
- Дак вот она, со мной! - спокойно ответил вестовой.
Только сейчас Головинский увидел, что вестовой держал лошадь за поводья. Владимир махом прыгнул в седло и вместе с гусарами второго эскадрона выскочил на перепаханное снарядами поле.