- Построение фронта налево! Рассыпаться! Шашки вон! Пики в руку! В атаку! - раздался приказ Чеславского.
Головинский галопом мчался к шоссе во главе своего взвода. Только сейчас австрийцы поняли, что параллельно им долгое время двигалась русская кавалерия. Роты обозного охранения бросились в придорожные канавы и открыли беспорядочную стрельбу.
Взвод Головинского первым выскочил на шоссе. На крышах санитарных фургонов уже сидели люди и размахивали белыми простынями. Сёстры милосердия, подобрав полы своих длинных юбок, бежали к водосточным трубам, проходящим под шоссе, и прятались там.
Через полчаса паника спала. Обозная охрана сдалась в плен. Уже никто никуда не бежал. Только слышались отдельные людские крики и ржание лошадей.
- Корнет, - обратился к Головинскому, оказавшийся рядом полковник Чеславский, - вы владеете немецким языком?
- Так точно, господин полковник!
- Тогда ступайте и уговорите австрийских сестёр милосердия выйти из этих дурацких труб! - приказал ему Чеславский и добавил в сердцах, - они наверное думают, что мы начнём их сразу же насиловать! Вбили им в головы, что русские - это варвары и монстры!
- Сударыни, прошу вас выйти из этой каменной норы! Прошу! Пожалуйста! - начал кричать Владимир в тёмный зёв большого кирпичного водосточного тоннеля.
В ответ раздался громкий женский плач.
- Сударыни, я, корнет Головинский, даю вам слово русского офицера, что никто вам не причинит никакого вреда! - продолжал уговаривать женщин Владимир.
- Вы правда офицер? Какого полка? - послышался голос из темноты тоннеля.
- Десятого гусарского Ингерманландского полка.
В ответ была тишина.
- Что же делать? Что же делать? Как мне их уговорить? - раздражаясь, принялся думать Владимир.
Из водосточной трубы, сильно согнувшись вышла женщина в одежде сестры милосердия. Она распрямилась и внимательно начала смотреть на Головинского. На вид ей было лет тридцать.
Владимир вытянулся и отдал ей честь, а про себя похвалил: смелая старушка!
Медсестра осмотрелась вокруг и закричала:
- Девушки, выходите! Здесь и правда офицер! Один! Молоденький и очень хорошенький!
Головинский почувствовал, как краснеет его лицо.
Через несколько минут возле Владимира стояли восемнадцать сестёр милосердия разных возрастов. У них были испуганные лица. Многие плакали.
Головинский сопроводил австрийских сестёр милосердия к Чеславскому.
- Господин полковник, ваше приказание выполнено! - с чувством облегчения доложил он.
Тысячи фургонов были захвачены русскими кавалеристами. В них находились сотни пулемётов, миллионы патронов, медикаменты. Обоз принадлежал тыловым учреждениям двух австрийских армий, где военнослужащие привыкли жить с конфортом. Фургоны также были загружены гитарами, кроватями, перинами, креслами, скрипками, столами....
- Корнет, не проходи мимо! Помогай! - услышал Головинский.
Штабс-ротмистр Луговой грузил в корзины бутылки с коньяком, шампанским, окорока, колбасы из перевернувшегося фургона.
- Господин штабс-ротмистр,это же... это же мародёрство! - возмутился Владимир.
- Полноте тебе, корнет! Какое же это мародёрство? Это, Головинский, наши трофеи. И такое не очень часто случается на войне! - спокойно улыбаясь, объяснил ему адъютант командира полка.
Владимир не знал, что делать.
- Корнет, чего стоишь? Давай помогай! С тобой так и по миру пойдёшь! - почти крича, раздражённо приказал ему Луговой.
Головинский, чувствуя, что покраснел от стыда, стал аккуратно укладывать в корзины бутылки, которые передавал ему Луговой.
- Господа! Господа, побойтесь Бога! Хватит! Хватит! Мне оставьте! - заорал кто-то у него
над ухом. Это был штабс-ротмистр Александр Трегубов. В полку его называли "Трегубов Первый", а его младшего брата, поручика Дмитрия Трегубова - "Трегубов Второй".
Трегубов Первый спрыгнул с коня и ринулся к фургону.
- Дежнёв,- приказал он своему денщику, прибывшему с ним, - набивай мешки!
Штабс -ротмистр принялся быстро вытаскивать колбасы, сыры, окорока из фургона и передавать их денщику, который ловко наполнял ими мешки.
- Мать честная! Надо было бы с собой ещё и вестового прихватить! Больше бы забрал! - с сожалением произнёс Трегубов Первый.
Головинскому стало нестерпимо стыдно...
К вечеру Десятый гусарский Ингерманландский полк имел странный вид: у всех гусар с сёдел свисали вязанки колбас, окороков, сыров... На обозных телегах в корзинах стеклянно позвякивали бутылки со всевозможными напитками.
Десятая кавалерийская дивизия выступила для окружения австрийской крепости Перемышль с юга.
Через несколько дней её колонна втянулась в узкое ущелье Карпатских гор. В авангарде шёл Десятый гусарский Ингерманландский полк. Начались дожди... Глинистая дорога раскисла и превратилась в топкое болото.
Одна обозная повозка начала скользить по склону горы. Возница никак не мог удержать лошадей. Повозка, набирая скорость, катилась в пропасть. На её пути оказался полковник Богородский. Дышло повозки сбило его с коня. Богородский получил тяжёлое ранение и был эвакуирован в госпиталь. Временно исполняющим обязанности командира Десятого гусарского Ингерманландского полка был назначен молодой полковник Чеслаский В. В., талантливый офицер, георгиевский кавалер, герой русско-японской войны.
Чтобы предотвратить нападение австрийцев на колонну Десятой кавалерийской дивизии, медленно продвигавшейся по узкому ущелью, на склонах гор, примыкавших к дороге, были выставлены наблюдательные дозоры.
Эскадрон Барбовича растянулся на несколько вёрст наблюдательными дозорами на высотах для обеспечения безопасности правого фланга Десятой кавалерийской дивизии.
Дождь, дождь, дождь... У Головинского промокшее обмундирование прилипло к телу. В сапогах хлюпала вода. Владимир укрылся под развесистым старым буком. Слева и справа от него скрытно расположились гусары его взвода.