Едем с Шуриком на базу за железяками разными, коронками алмазными буровыми, план-наряд получаем, другие бумаги нужные.
Заходим в неприметный подъезд такого же неприметного здания. На втором этаже железная дверь с крошечной табличкой: "Первый отдел". Получаем инструктаж, подписываем какие-то документы — получаем допуск для работы на секретном объекте.
— Повезло, однако, тебе, — говорит Шурик, — Сразу на "Жаркий" попал.
Из разговора выясняется, что везение моё — сугубо относительное. На Центральном участке буровые бригады работают по нормальному графику: трое суток — двенадцать часов через двенадцать, потом — трое суток отдыхают. А на "Жарком" — тупо — двенадцать часов через двенадцать — без выходных — все полтора месяца, на смену отведённые. А что денег больше заработаешь, ещё не факт, не дашь план, пусть и по самым уважительным причинам, всё равно только тариф голый заплатят.
Короче говоря, "Жаркий" этот самый — местная натуральная ссылка, куда отправляют на перековку всяких там провинившихся и недоделанных. Да ещё вот таких, как Шурик — безропотных и тихих нацменов. Боятся они всего — вдруг начальник зуб заимеет, да и выгонит с Чукотки с волчьим билетом на Большую Землю — в Туву, то есть. А там больших денег не платят, а у Шурика домочадцев на шее — штук двадцать, как их кормить? Поэтому Шурик по первому начальственному свистку готов на всё и везде.
— И всё равно, повезло тебе, — нудит начальник-бурят, "Жаркий" — жутко секретное место, однако. Золота там — ужас. На вертолёте лёту — час с хвостиком. И площадка вертолётная там есть. Но, однако, на машинах пойдём. Часов сорок. Потому как — секретность! — Шурик назидательно поднимает в верх толстый указательный палец.
Ну, что ж, посмотрим, что за "Жаркий" такой.
На следующий день назначен выезд. Всех отъезжающих выстраивают в ряд, шманают рюкзаки. Во-первых, на предмет выявления спиртного — на "Жарком" сухой закон.
Во-вторых, изымают все консервы — а вдруг в банках спрятана шпионская аппаратура?
Зато охотничьи ружья, наоборот, разрешены — места, как-никак, там дикие, всякое случиться может.
Колонна, состоящая из трёх новеньких "Уралов" потихонечку трогается.
За баранкой нашего, передового "Урала" — Пашка Обезьян — начальник отряда, единственный из всех отбывающих, кто уже был на "Жарком" и неоднократно, все остальные следуют на сей секретный участок в первый раз.
Пока дорога вполне сносная, трясёт вполне терпимо, жить можно. Едем по грунтовке, проложенной прямо по откосу пологой сопки, справа нависает каменный приступок, слева — пологий склон, поросший кустарником — карликовыми берёзами, ольхой и чем-то хвойным.
Сзади раздаётся громкая автомобильная сирена, останавливаемся.
Вдруг из бокового окошка последнего "Урала" раздаются выстрелы — один, второй, третий, четвёртый. Из дверцы вываливают возбуждённые мужики, толпой группируются у кабины вахтовки, всматриваются куда-то по склону — в даль.
Подходим — оказывается, из окошка усекли медведицу с двумя медвежатами — и давай палить почём зря. Кажется, одного медвежонка подстрелили таки — что-то бурое в кустарнике лежит неподвижно.
— Ну, вы дикие какие-то! — Возмущается Обезьян, — Зачем медвежонка замочили? Всё равно не достать его. Или кто смелый всё же найдётся? Медведица то жива осталась, прячется где-то рядом. Что — нет смелых? Уроды грёбаные! Ну, допустим, захотелось кому-то медвежатинки отведать. Высмотри себе одинокого медведя, завали, тут этих медведей — как собак нерезаных. Засранцы вы всё-таки.
Не прекращая ругаться и ворчать, Пашка залезает в кабину, едем дальше.
И, действительно, пока до лагеря доехали, видели медведей этих — не сосчитать.
И одиночные попадались, и — группами. Самое интересное, что все медведи были разномастными — от практически чёрной до светло-жёлтой окраски. Один раз видели на сопке группу из трёх косолапых: один — палевый, другой — светло-рыжий, третий буро-чёрный. В чём тут дело? Даже многоопытный Обезьян ответа не знал.
На рассвете, по крохотному ручью (здесь вместо дорог используют русла ручьёв и речек небольших) выезжаем на морской берег — Анадырский залив Берингова моря.
На море полное безветрие. Ласковый прибой перебирает разноцветную гальку.
По контуру берега — высоченные скалы, метрах в четырёх от уреза воды по скалам прочерчена непрерывная белая линия — делать кому-то нечего было? Часа два едем вдоль берега, потом делаем привал.