— И ключ тебе отдал?
— Да! — Леня вынула ключ из кармана и показала его. — Вот он!
Пентаурова перевела глаза на внука.
— Как же ты в конторку попал?
Степан Владимирович немного смутился:
— Я сломал ее… я же не знал, что это ее вещь… мне ничего не сказали!
— Надо отыскать! — произнесла, нахмурясь, старуха. — Никто, кроме тебя, в конторку залезть не мог, бумаге деваться некуда!
— Ей-богу, бабинька, не было! Пусть Леня сама поедет и поищет, если вы мне не верите! Я даже прошу, чтобы вы послали ее для этого! — Пентауров принял оскорбленный вид.
— Поезжай! — обратилась Людмила Марковна к Лене. — Сейчас же!
— И прекрасно! — воскликнул Пентауров. — Очень рад, и я с ней поеду!
— Не держу! — сухо отозвалась старуха. — Сегодня назад! — добавила она Лене.
— Да.
Степан Владимирович вышел, и из соседней комнаты доносилось его посвистыванье.
Леня поцеловала руку старухи и поспешила за ушедшим; спустя четверть часа, оба они уехали в его коляске по дороге в Рязань.
— А ведь пренесносная старушенция моя бабинька?… — говорил, развалясь, Степан Владимирович. — Что бы это было, если бы не я был хозяином, а она? А? Что ж ты молчишь?
— Людмила Марковна — очень хороший человек… — отозвалась Леня.
Спутник ее захохотал.
— Не знаю… не знаю! А эти моськи ее? Пожалуйста, постарайся, чтобы они передохли!
Леня глядела в сторону на проносившиеся мимо них сжатые, серые поля.
Пентауров взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
— Что ж ты отвернулась, а? Ты, Ленька, мне нравишься! Если даже вольная пропала, я тебе новую напишу! — Он подвалился к ней боком: — Мы ведь с тобой поладим, да?
— Конечно… — ответила Леня; она не поняла затаенного смысла его слов, но сосед был так неприятен ей, что она отодвинулась.
Пентауров опять захохотал.
— Чудесно! — воскликнул он. — Превосходно! Ты преумная канашка [18]! Что же ты будешь делать со своей вольной?
— Не знаю… На сцену, может быть, поступлю!
— Превосходно! — повторил с замаслившимися глазами Пентауров. — Знаешь, что я тебя с собой в Петербург увезу? Мы из тебя сделаем знаменитость, звезду, а? Через неделю, хочешь?
— Пока жива Людмила Марковна, я никуда не тронусь…
— Верность до гроба, да? — Он снова засмеялся. — Но ты препотешная, ей-богу!
Остальную часть пути Пентауров напевал козелком модные романсы, причем в особо нежных местах подваливался к Лене, хватался за сердце и закатывал глаза, чередуя пение со смехом и вскриками:
— Трогательно, а? — или: — Хорошо ведь? Могу я петь на сцене?
По приезде в город Степан Владимирович прошел с Леней в кабинет.
— Ну-с? — проговорил он, впустив Леню и плотно притворяя дверь. — Ищите, ищите…
Девушка подняла крышку конторки и принялась бережно и внимательно пересматривать каждую бумажку.
Пентауров гулял позади, мылил руки и окидывал разгоревшимися глазами ее стройную фигуру, склонившуюся над конторкой.
— Нету?! — с удивлением и испугом проговорила наконец Леня, кончив разборку.
— Я ж говорил, а? — подхватил Пентауров, подходя к ней. — Видно, мне придется выдать тебе ее, а? Хочешь?
Он обнял девушку и, несмотря на сопротивление, принялся целовать ее и тащить к дивану.
— Вы с ума сошли? Пустите, что вы делаете? — едва проговорила, отбиваясь, Леня.
— Это плата: за вольную плата!… А ты думала даром?
Девушка вырвалась из его рук и, бледная, с упавшими на спину волосами, отскочила за конторку и схватила медный кинжал, валявшийся на столе. Пентауров, бросившийся было за ней, заметил это и остановился.
— Дура! — крикнул он. — На деревню тебя сошлю, гусей пасти! Дрянь! — Он шагнул вперед, но Леня подняла кинжал.
— Только коснитесь: убью! — таким шепотом и с такой грозной решимостью в глазах и голосе сказала она, что Пентауров попятился. Она прошла мимо него к двери и повернулась: — Негодяй! — словно пощечина, прозвучало в кабинете, и Леня скрылась в коридоре.
Пентауров бросился было за ней, но вспомнил, что на шум прибегут люди и сделаются свидетелями дальнейшей сцены, и остановился.
— Хамское отродье! — крикнул он ей вдогонку, потрясая кулаком. — Я тебе задам театр! На конюшне выпорю!
Леня быстро спустилась во двор и через несколько минут неслась на свежих лошадях обратно в Баграмово.
А Пентауров, нагнув плешивую голову и держа себя за подбородок, гулял по кабинету и обдумывал план мщения.
Глава XXV
Невыразимые минуты пережила Леня на этом обратном пути. Впервые во весь рост свой встал перед ней ужас ее положения. Не сегодня-завтра Людмила Марковна могла очутиться на столе, и что ожидает ее тогда с таким «барином»? Она даже всплеснула руками при этом, пришедшем ей в голову слове, затем закрыла себе лицо и долго просидела в таком положении, силясь собраться с мыслями и решить, что делать.