Выбрать главу

Маремьян понял.

— Тэк-с… — произнес он, переступив с ноги на ногу. — Скрасть, стало быть, ее требуется?

— Разумеется. Вольную ее украла у меня и передала ей Марья Ивановна: я ее выгнал за это сейчас ко всем чертям. Ни лошадей давать, ни помогать этой паскуде чтоб никто не смел.

— Слушаю-с!

— А Леньке я покажу, как красть вольные! Она у меня попляшет!

— Осмелюсь спросить, опосля что с ней делать будете?

— Вышвырну — вот и конец!

Маремьян отрицательно качнул головой.

— Конца в этом, барин, не видать-с. Большая кляуза из того произойти может!

— Вот еще? Из-за девки из-за простой? Да у нее никого и знакомых нет!

— Найдутся-с… Кобельки-то около нее уже бегают. Первый Шилин, у которого она пристала: вредный мужчина-с!

— Никого не боюсь! — гордо, выпятив грудь, заявил Пентауров. — Не дорос еще какой-то Шилин тягаться со мной! А выйдет что — денег не пожалею! Черт ее и все побери, а уж доеду ее! Завтра же чтоб была здесь!

— Дозвольте доложить-с, не подойдет-с… по-старинному, разбоем брать не приходится — огласка на весь город выйдет!

— И не делай огласки.

— Значит, по тайности заманить ее надоть-с?…

— Замани по тайности.

— Время надобно-с! И еще дозвольте доложить, лучше сразу не предоставлять ее сюда: след явный очень будет. Лучше вам как бы совсем в сторонке быть-с… А через недельку, как позабудут о ней, мы вас с ней и познакомим-с!

Пентауров сообразил, что план приказчика был и осторожнее, и лучше.

— Ну что ж… — с гримасой неудовольствия сказал он, — сделай так!… — И он отпустил Маремьяна.

Получить вольную было давней мечтой того. Еще при жизни Владимира Дмитриевича он прикопил порядочную сумму денег и рассчитывал выкупиться и выйти в купцы. Смерть Пентаурова задержала исполнение его желания, и внезапное предложение Степана Владимировича отпустить его даром очень пришлось по душе расчетливому приказчику.

Шевельнулась было в нем при выходе из баграмовского дома совесть, но он сейчас же угомонил ее. «Пустое! — подумал он и даже слегка махнул рукой. — Отчего барину и не позабавиться?»

В тот же день он выехал в Рязань и всю дорогу обдумывал, как бы так обтяпать дельце, чтобы, как бы ни повернулось оно, выйти самому сухим из воды.

В Рязани имелась у него родственница — вдова мещанина, имевшая собственный домик, и мысли Маремьяна обратились сперва к ней: можно было заманить под каким-нибудь предлогом Леню к ней и там выдержать ее, сколько потребуется. Но план этот Маремьян сейчас же нашел неподходящим: девушка по освобождении от Пентаурова могла донести на эту женщину, и дело для нее и Маремьяна обернулось бы плохо.

Увозить из города девушку не приходилось тоже: ее увидали бы все дворовые и инвалиды на заставе.

— Куда же ее девать? Где спрятать?

И вдруг Маремьяна осенило: он вспомнил, что в одном из глухих и запущенных углов парка находится большой, закрытый со всех сторон павильон, уже много лет не отпиравшийся и никем не посещавшийся.

По приезде в Рязань он отправился будто бы в театр, а сам свернул на одну из аллей и добрался по ней до павильона. Это было круглое здание, выстроенное в виде китайской пагоды. Кругом него густо разрослась сирень, и казалось, будто вылинявшая, желтая шляпа какого-то великана была положена прямо на эти зеленые кусты. Маремьян отпер ключом дверь и вошел вовнутрь.

На него дохнуло затхлостью и тлением. Окон внизу не имелось; вместо них, высоко наверху, под самым потолком шли кругом всего павильона овалы со вставленными в них разноцветными стеклами.

Внутри было довольно светло. У одной из стен стояла кушетка с прорванною обивкой, из которой виднелось мочало; вдоль других большой стол, стулья и кресла. На приделанной к стене полке лежали книги; несколько штук их в кожаных переплетах валялось на столе и на кушетке.

Все было покрыто густым слоем пыли.

Маремьян оглядел помещение, испробовал прочность замка и двери и остался вполне доволен. Заперев опять павильон, он направился в театр к единственным оставшимся в нем жильцам, Стратилату и Агафону, и объявил им, что барин приказал немедленно очистить все здание.

— Как же так, Маремьян Васильевич? — возразил Стратилат. — Вы же сказывали, что он разрешил нам здесь жить?

— Разве с ним сговоришь? — слегка разводя руками, ответил Маремьян. — Сегодня у него одно, завтра другое! Совсем сломать театр хочет!

— Вот оно что… — протянул Стратилат. — Нам бы всего несколько деньков перебыть, человечка одного подождать!

— А несколько деньков и во флигеле можете: там теперь горниц много пустых осталось, дворня почти вся в Баграмово сведена!