Выбрать главу

- Мадам Кларисса, ученик Ксото хочет выйти, но стесняется попроситься!

- Ксото, в чем дело? Правда? Ну, ступай тогда...

- Да врет он! Никуда мне не надо!

- Я не вру! Если не надо, тогда почему тут... - И сосед Альбина картинно зажимает нос. И все хохочут.

И Корнелий хохочет.

Первое время Утя ловился на обманное сочувствие. Стоит он на перемене в уголке, зыркает боязливо, и тут подходит кто-нибудь с заботливым, серьезным лицом:

- Утя... ой, извини, Альбин... Я смотрю, этот гнида Клапан опять к тебе приставал? Что ему надо?

Утя вскидывает глаза - в них радостная искорка надежды: неужели нашлась хоть одна добрая душа?

- Ты его не бойся, - ласково учит "доброжелатель". - Если он делает вот так... - следует рассчитанный удар "под чашечку", и Утя стукается коленками о паркет, - то ты его вот так! - И "наставник" помусоленным пальцем ввинчивает в Утино темя болезненную "грушу".

- У, гад! - Утя вскакивает, левой рукой держится за ногу, правой беспомощно замахивается на обидчика.

Тот отпрыгивает, сокрушенно ищет справедливости у собравшихся:

- Вы видели? Я ему помочь хотел, а он...

- Нехорошо, Утя, - говорит Пальчик. - Почему ты такой агрессивный? Ну-ка, встань прямо, когда с тобой разговаривают. - Он берет Утю за ухо, заставляет отпустить ногу и распрямиться. На ноге Ути - синячище, в глазах - жидкие бусины. Он опять безнадежно замахивается...

- Что здесь происходит? - Этот строгий голос будто откуда-то с высоты. Но Пальчика "с катушек не собьешь".

- Господин дежурный учитель, мы сами не понимаем: он сперва на всех наскакивает, а потом сам же плачет! Он, наверно, нервный...

- Разойдитесь немедленно! И чтобы такого больше не было!

- Хорошо, господин учитель...

Утя смотрит на недругов с бессильной ненавистью. Нет, он ничего не скажет дежурному наставнику, не будет объяснять правду. И не потому, что опасается прослыть не только слабаком, а еще и ябедой, терять ему все равно нечего. И, уж конечно, не потому, что жалеет своих мучителей или боится мести. Тут что-то другое... Что?

Внешне Корнелий относился к Уте как все. Щипал и подтыкал, хохотал над его беспомощными попытками защититься. И над наивными вопросами: "Что я вам сделал? Ну, объясните же, наконец, по-человечески, что вам от меня надо?" Как ни верти, а все-таки приятно было, что не ты теперь самый безответный и слабый. Что есть в классе личность, которую можно обхихикать и пнуть и не получить сдачи. И Корнелий порой делал это. Не только ради удовольствия, но и для того, чтобы видели, что он уже не муля.

Впрочем, инстинкт подсказывал, что перегибать палку по отношению к Уте Корнелий не должен. А то найдутся умные люди и заметят: "Во, как завыступал Дыня! Давно ли на четвереньках бегал, а теперь осмеле-ел... С чего бы?" Возьмут да и отступятся от Ути, решив, что прежний муля удобнее нового.

Поэтому случалось, что Корнелий порой незаметно уходил из толпы, веселившейся вокруг несчастного Ути. Уходил еще и потому, что за желанием насладиться своей (какой-никакой) властью и силой шевелилось сочувствие к этому неприкаянному Альбину. Ведь сам досыта нахлебался такой жизни! И бывало, что, встречаясь с Утей взглядом, Корнелий отводил глаза.

Свою форменную курточку Альбин больше не надевал, приходил на уроки в обычной клетчатой рубашке. Но значок носил по-прежнему. Правда, прицеплен был значок так, что его прикрывала лямка штанов. Над этими лямками (на спине крест-накрест, на груди перекладинка, на животе - пуговицы, как у первоклассника) тоже хихикали. Но не сильно. Все понимали, что, надень Утя хоть самый взрослый и мужественный костюм, все равно он останется мулей. Даже еще больше будут дразнить. И сам Альбин это, конечно, понимал.

И все же (Корнелий смутно это чувствовал) был в Альбине какой-то стерженек. Скрытое упрямство или гордость. Он никогда не прятался от тех, кто над ним издевался. Притиснется спиной к стенке и ждет...

Наверное, из-за этого неумения убегать от опасности он и не отказался от должности "котельщика".

В конце учебного года четвертый класс готовился к традиционному походу по окрестным лесам. Конечно, то, что ожидалось, трудно было назвать настоящим походом, просто двухдневная экскурсия с ночевкой в благоустроенном пансионате "Оранжевые скалы". Но предполагалось несколько привалов сделать в лесу и готовить еду из собственных припасов. Учитель гимнастики, который занимался подготовкой экспедиции, сказал:

- Ну, а кто будет котельщиком? Дело ответственное. Выбирайте надежного человека.

Все понимали, что дело не только ответственное, но и муторное: отвечать за продукты и посуду, следить за варевом, а главное - таскать на себе гулкий котел, хотя и не тяжелый, из желтого ретросплава, но громоздкий и неудобный. Да еще и чистить его после каждого привала.

Все притихли, упрашивая судьбу обойти стороной. И в этой тишине Пальчик солидно предложил:

- У нас Альбин Ксото самый добросовестный. Выберем его.

Все возликовали. Все вскинули руки, голосуя за самого добросовестного. Альбин заметно побледнел. Он сразу понял, чего ему будет стоить это "доверие". И все же, когда учитель спросил, согласен ли Альбин, тот встал и молча кивнул, глядя поверх голов. Класс опять весело загудел, предвидя массу развлечений. Но смолк при грозном "ш-ша" умного Пальчика.

Наверно, учитель о чем-то догадывался. Но, скорее всего, придерживался привычной мысли: "В своих ребячьих делах дети разберутся сами, взрослым лишний раз вмешиваться не стоит". Однако он заметил:

- Должность эта нелегкая. По-моему, нужен помощник. А?

Опять четвертый класс притих. А Корнелия словно толкнуло: или страх, что сейчас назовут его и лучше уж самому, или шевельнувшееся сочувствие к Альбину. А может, и злость какая-то - на судьбу, на злыдней одноклассников, на свою затюканность. Он встал:

- Давайте, буду я...

Все, конечно, опять злорадно загоготали, послышалось даже: "Муля на муле, мулей погоняет..." И снова остановил их Пальчик. А Корнелий поймал на себе благодарный взгляд Альбина. И сердито отвел глаза. По правде сказать, он жалел уже о своем секундном благородстве.

И оказалось, не зря жалел!

Альбин в поход не пошел. В школу сообщили, что он заболел, лежит с температурой. И Пальчик хмыкнул: