— Я уже догадался!..
Клаус слушал доклад Мак-Рэя молча; Боло же, напротив, постоянно вставлял реплики — из-за вечерней драки в баре американец был в ярости — охранники попытались задержать мелкого сбытчика наркотиков, но тот оказался не один, и его приятели напали на охрану сзади, хорошо, хоть убитых не было, но такое нападение есть серьезный знак — кому-то «Черный лотос» очень мешает…
— Фотопленку, говоришь, не засветил, а забрал с собой, не вынимая из кассеты? — уточнил Клаус.
— Да, сработал профессионально!.. — признал Мак-Рэй.
— Да к чертям этого Боксона, — буркнул Боло, — я позвоню в Вегас, сколько надо парней, столько и приедет!..
— Наверное, мы так и сделаем! — легко согласился Клаус. — Поразмыслим ещё немного, может, как-нибудь и его используем — одноразово…
— Ага, как презерватив! — хохотнул компаньон.
Клаус дождался, когда Мак-Рэй вышел из кабинета и уставил указательный палец в грудь Боло:
— Ты хитер, старина, но не умен!
— Ты говоришь мне это уже тридцать лет!..
— И буду повторять это ещё столько же! Боксон не успел отслужить в Легионе один срок, как стал офицером — тебя это не настораживает?
— Ничего особенного, парень с головой…
— Правильно — с головой! Его купили — вместе с его головой — понимаешь?
— Кто купил?
— Неважно — военная разведка, контрразведка или что там у французов ещё есть… За ним кто-то стоит — кто-то очень сильный! Этого Боксона можно использовать — лучше всего для подбрасывания дезинформации…
Боло молчал. Будь его воля, он давно бы бросил этот чертов Лондон, этот проклятый бар, этого непоседливого Клауса со всем его хитроумием, перебрался бы куда-нибудь в Калифорнию, купил бы домик где-нибудь между Лос-Анджелесом и Сан-Диего, вечерами бы пил пиво и смотрел на закат… А в прохладную ночь его согревала бы плохо говорящая по-английски филиппинская девчонка…
— Не тоскуй, компаньон! — сказал Клаус. — Мы ещё не так стары, чтобы просиживать задницы на террасе…
— Мы уже не так молоды, чтобы играть в ковбоев… — проворчал Боло. Вчерашняя шпана пришла не сама по себе — их кто-то послал… Ты сможешь выдержать войну?
— Если ты называешь войной вчерашнюю поножовщину — то это не война! Война была весной 42-го, под Севастополем! Я дрался в рукопашной с русскими моряками — по сравнению с этим вся остальная моя жизнь была сплошным отдохновением разной степени активности! Лондон — не Чикаго, англичане давно потеряли свою бульдожью хватку, Бикслер и Диаш уничтожат любого нашего противника…
— И привлекут внимание полиции!..
— Боло, полиция давно уже нас зарегистрировала и вложила в картотеку!.. Нам этого не изменить, будем продолжать работу…
(Боло не был согласен с компаньоном. Что мог знать Клаус о настоящих гангстерских войнах, жестокость которых ещё в незапамятные времена вынудила противников принять правило: не воевать против женщин и детей, и это правило всегда и неизменно нарушалось? Как объяснить Клаусу, что настоящая гангстерская война — это постоянная тревога, боязнь предательства со стороны самых близких людей — а предают самые близкие, другим ведь ты уже не доверяешь? И эта постоянная тревога иногда переходит в психоз, с которым не пойдешь к психоаналитику, и нервы сдают, и тогда сорвавшийся человек реагирует на стук в дверь выстрелами — не из-за этого ли рекомендуется всегда стоять сбоку от двери? Но бывает ещё хуже, когда появляется смутно растущее подозрение, когда любое действие друга приобретает двойной смысл, и случайная неудача становится поводом для обвинения, а попытка оправдания расценивается лишь как ловкая увертка предателя. Наверное, поэтому итальянцы строят свои банды по семейному признаку, но в каждом поколении все равно находится хоть один, смотрящий в другую сторону, продавшийся врагам, и не сразу становится известно — кто? И осознаешь, что собственных сил не хватит для продолжения войны, и надо найти союзников, а слабейшая сторона известна с самого начала, и тогда любой шаг может стать последним — предательство союзников есть закономерность, в стае шакалов иначе не бывает…)
— Клаус, я все-таки старею… Как не крути, но мы уже прожили жизнь… На что ты надеешься?
— На продолжение жизни, Боло! Ещё в тюрьме я решил, что жить буду до своего последнего дня — каким бы он не был…
Клаус действительно в 1942 году служил обер-лейтенантом в 11-й армии вермахта и участвовал в штурме Севастополя. Там же, на севастопольских развалинах, он подобрал обгоревший сборник пьес Шекспира на английском языке и имел неосторожность вслух прочитать монолог главного героя из «Ричарда III». Услышавший декламацию солдат из его взвода, недоучившийся студент филологии из Гамбурга, написал донос в гестапо: «пропаганда вражеской культуры!». С Клаусом провели беседу и, определив, что английским языком молодой офицер владеет в совершенстве, направили его распоряжение военной разведки — абвер. Из пехотинца сделали диверсанта.