Закончивший свое выступление Кен Эткин сел за их столик:
— Я даже не буду спрашивать разрешения, ребята, — вам придется смириться с моим присутствием. Я задыхаюсь от зависти и ревности: Джулия так ласково смотрит на этого громилу, что ваше счастье не дает мне покоя…
— Ты очень вовремя, Кеннет, — сказал ему Боксон, — я уже исчерпал нейтральные темы и начал рассказывать всякие глупые случаи из моей жизни, а они крайне неинтересны…
— Если ты хочешь произвести на женщину впечатление своим интеллектом, то положи перед собой газету на китайском языке — пусть думает, что ты его знаешь…
— Приятель, миссис Вуд — умная женщина, её таким дешевым трюком не удивить!..
— Тогда залезь на сцену и отстучи что-нибудь на барабанах, например, послание танзанийского юноши о готовности вступить в брак, причем не забудь упомянуть количество коров, предлагаемых семье невесты… К там-таму не смей приближаться, убью!
— Мы не в Танзании, Кеннет…
— Вот такие, как ты, убивают последнее романтическое чувство в наш неромантический век!.. Единственное место, где ещё сохранилось единение человека с дикой природой — это Африка!..
— Да, я где-то об этом читал! — безоговорочно согласился Боксон. — В каком-то журнале с картинками…
— Даже индейцы в Южной Америке не могут сохранить свой уклад при столкновении с цивилизацией, — продолжал Эткин, — африканским же племенам это удается. Наверное, из-за того, что в белом человеке они подсознательно чувствуют врага, и столь же подсознательно отторгают белую культуру…
— Что не мешает им пользоваться достижениями этой культуры в свое удовольствие… — проговорил Боксон, нечаянно вспомнив, как на уличном базаре в Банги чернокожие покупательницы среди толпы примеряли белые атласные бюстгальтеры, продаваемые стариком-арабом с лотка.
— Примитивизм африканцев отражает уровень их материального достатка, вещал Эткин, — в простоте линий африканской живописи и простоте ритмического рисунка африканской музыки должно видеть не примитивизм мышления, но мудрую простоту единения с природой!.. Можно поставить в хижину телевизор, но никакой телеэкран не закроет собой красоту экваториального заката, или шествие стада антилоп, или грацию шагающего жирафа…
— Или симпатичного гиппопотама, радостно булькающего в реке…
Репортер Мелвин Хэккет перебирал содержимое ящиков стола: старые блокноты, какие-то фото-негативы, кнопки, резинки, скрепки, авторучки, обломки карандашей; никому не нужные фотографии; клочки бумаги с давно забытыми номерами телефонов (вместе со столь же забытыми именами владельцев); пузырьки с засохшим клеем; несколько грампластинок; потрепанные разноязыкие разговорники, путеводители; спички; магнитофонные кассеты, расписание самолетов и поездов, рекламные проспекты отелей, авиакомпаний и фототехники; пузырьки из-под аспирина и витаминных комплексов; солнцезащитные очки с треснувшим стеклом; немецкая губная гармошка и свисток футбольного судьи…
— Со сменой вещей меняется жизнь… — сказал кто-то рядом.
— Не жизнь — всего лишь её образ! — не глядя, отпарировал Хэккет и поднял голову — неслышно подошедший Боксон указал на кучу вынутого из стола хлама:
— Сгреби все это в коробку и подари бездомным — пусть развлекутся…
— Жалко — за каждой вещью прячется факт её появления, когда-то все это было важно… — Хэккет начал бросать вынутые вещи обратно в стол. — У тебя что-то срочное?
— Почти что ничего — за исключением деталей… Что слышно о Стэнли Бердеке? Он ещё не сознался?
— У него хороший адвокат — Сайрус Стэйтон, недруги называют его СС, — в 46-м старик работал помощником британского обвинителя в Нюрнберге, в фактах скрупулезен, как аптекарь, приказал клиенту заткнуться и не разговаривать даже в камере и даже о погоде…
— Откуда у клерка деньги на хорошего адвоката?
— Это модные адвокаты стоят дорого, пальцем не пошевельнут, если делу не посвящено хотя бы три газетных выпуска подряд, а Сайрус Стэйтон всего-навсего хороший адвокат, довоенная школа, «пусть свершится закон»… Фирма, в которой работал Бердек, обслуживается адвокатской конторой Стэйтона, старый волк решил развлечься уголовным процессом…
— И каковы его успехи?
— Какие могут быть успехи, если Стокмана зарезали той же бритвой, что была не только найдена в квартире Бердека, но и опознана свидетелями, как принадлежащая ему? И подружка — Джессика Хандорф — убита той же ночью и тем же инструментом… И реального алиби у Бердека нет…
— Как давно Бердек был знаком с этой Джессикой?