«Вот бы знать, — думал Боксон, — понадобятся ли мне эти знания?.. Хотя, какие, к черту, знания — так, верхушки…»
В лондонских магазинах Боксон присматривал хорошую обувь; оптимальный вариант — высокие брезентовые ботинки на толстой подошве; камуфляжный костюм нашелся на распродаже списанного армейского имущества; там же — алюминиевая фляжка; в магазинчике альпинистского снаряжения был приобретен компактный и надежный компас в удароустойчивом исполнении, продавец настоятельно рекомендовал купить горные солнцезащитные очки, но их чересчур специфическая форма Боксону не то чтобы не понравилась, но на заснеженных альпийских или гималайских склонах они были бы уместнее, чем в саванне. Две пары подходящих очков он купил в магазине оптического оборудования, беседовал с пожилым продавцом минуть двадцать пять, тот рассказывал о бирманском фронте, порекомендовал оптимальную для экваториальных широт плотность затемнения; Боксон оценил стекла со стороны своего личного опыта — вариант на самом деле казался наилучшим. Для полноты экипировки понадобилось купить в лавке старьевщика небольшой полевой бинокль фирмы «Карл Цейсс», по всей вероятности, трофей 45-го года, в очень даже приличном состоянии — современные японские ничуть не лучше. Все купленное Боксон складывал в армейский рюкзак; вспоминалось, как в Гватемале один бывший студент пришел в партизанский отряд с пластмассовым чемоданом, и в первой же попавшейся на пути деревне обменял его на заплечный домотканый мешок — старый крестьянин, прежний владелец мешка был счастлив от такой выгодной сделки, радость же студента граничила с сексуальным экстазом…
Ещё через несколько дней в пансионат «Кроссроудз» позвонили из французского консульства и попросили передать отсутствующему в данный момент мистеру Чарльзу С. Боксону, что по его запросу пришел положительный ответ, необходимо зайти к секретарю, не забыв взять с собой паспорт.
В консульстве Боксону выдали официальное бессрочное разрешение министерства внутренних дел Французской республики на приобретение и ношение на территории Франции огнестрельного оружия, а именно — револьвера системы «Смит-Вессон», производства США. Графы «Дата приобретения», «Калибр» и «Серийный номер» остались незаполненными.
Джулия смотрела на спящего Боксона, наблюдая, как из-за мелькающего света проезжающих на улице машин черты его лица становятся то отчетливо мертвенно-бледными, то расплываются в темноте… Она очень осторожно погладила его по руке, и он тотчас открыл глаза:
— Что?!
— Ничего… Ты всегда так пугаешься?
— Нет… Наверное, у меня просто слишком чуткий сон…
— Рядом с тобой так уютно, тепло и спокойно…
Он обнял её, перевернулся на спину, она оказалась на нем, и затянувшийся поцелуй доставил удовольствие обоим.
— А сейчас мне уже не очень спокойно…
— И что же тебя волнует?..
Позже, уже отдыхая в блаженстве, она спросила:
— Почему ты все время смеешься?
— Неосознанно, видимо, какая-то подсознательная эйфория…
…Утром Джулия встала с самым первым лучом солнца, после душа выпила стакан персикового сока (такой завтрак она рекомендовала всем своим знакомым), подошла к мольберту. Было очень тепло, поэтому она не стала одеваться, а лишь облачилась в свою рабочую одежду — широкий джинсовый комбинезон.
Несколько минут она сосредоточенно смотрела на чистый нагрунтованный холст, потом выбрала кисть, на палитре смешала две краски, добившись нужного цвета, и провела первую линию. Этим утром работалось легко, образ картины создавался сам собой, нужно было лишь правильно подобрать оттенки и нанести их на полотно — то есть сделать то единственно правильное, что определяет живопись.
Вчера вечером она опять встретилась с Боксоном в «Катанге», оттуда пошли в маленький китайский ресторанчик, где на их глазах повар выловил из огромного аквариума живого карпа и зажарил на углях, с добавлением каких-то особенных китайских специй; на десерт подали совершено невесомые воздушные рисовые пирожные, а на тончайших фарфоровых чашках были нарисованы сценки из старинных китайских сказок.
В полночь Джулия и Боксон зашли в укромный бар на Пелл-Мелл, в полутьме зала звучала медленная музыка, молоденькие манекенщицы, скинув с усталых ног высоко-каблучные туфли, лениво отбивались от неумелых ухаживаний таких же молоденьких беловоротничковых клерков; парнишкам из Сити хотелось выглядеть значительно, но значительность получалась неубедительной, какой-то даже жалкой, и Джулии вдруг стало приятно от мысли, что рядом с ней мужчина, которому не нужно изображать из себя что-то — ибо он и был той самой личностью, которых так мало в этом мельчающем мире… И когда он пригласил её на танец, она обвила его шею руками, и прошептала: «Я измазала тебя помадой…». «Оставь, таксист умрет от зависти…» — шепотом ответил он.